Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Шинобу была особенной с самого начала — только слепой бы это не понял.
Танджиро — он понял сразу, когда она впервые едва не убила его, а потом собственноручно лечила и заплетала его младшей сестре косички, в ней не было ненависти, только любовь, закованная в силу, настолько хороша она была. Настоящая женщина — такой была его мама, например. Танджиро думает, что становится ближе к отцу с каждым прожитым днем, раз так…
Она ему нравилась — он говорил с ней на крыше, собственноручно приводил к ней друзей для обследований и лечения, приходил сам, подчинялся ее желаниям и указаниям, готов был идти за ней столько, сколько требовалось.
А еще починил дверь в ее лабораторию, приносил ей насекомых и лекарственные травы, и иногда на заработанные деньги покупал ей и ее подопечным конфеты. Ухаживал, так сказать.
— Я старше тебя, — говорила она, шутя. — Не лучший объект ты выбрал для такого. Моя наследница подойдет больше. Или Аой-чан. Ты им нравишься.
Танджиро смущался, бормотал слова извинения, признавался в любви ко всему поместью бабочек, а потом снова приходил просто поболтать с Шинобу на крыше о том, сильно ли она злится, и чего она на самом деле хочет от жизни.
Не понимал при этом ни слова — но был счастлив, что она рядом. И точно был уверен — Кочо Шинобу-сан тоже немного счастлива теперь.

***
— Ты смелый парень, — Ренгоку хлопал Танджиро по плечу. — Даже Томиока не такое не пошел бы.
— Да что там даже Шинадзугава… — Игуро Обанай хмыкал, но был доволен, что это не Канроджи. — Она столп, потомственный лекарь, глава поместья. И старше тебя.
— Да не в этом же дело, на самом деле… — силился сказать Танджиро, улыбаясь. — Не в этом. Не в том, что она столп или старше… Нет.
Запас слов как у той же Канроджи — он не может описать, как сильно ему нравится улыбка этой сильной женщины, мягкие ее пальцы, смелость ее, способность видеть и грязь, и свет. Был бы он красноречивым, то смог бы рассказать им о том, какой красивой она бывает по утрам, когда тренируется, и ее видят только жители поместья бабочек, как переливаются ее волосы, как она счастливо улыбается, когда поправляются ее пациенты, так много он может рассказать, и так мало у него выходит. Практически ничего.
Практически все — Гию замечает, лицо Танджиро мечтательное и бледное, губы дрожат. Он не с ними сейчас сидит на заднем дворе у главы из ордена, а у ног одной-единственной женщины. Пусть и сильной, и потомственной ведьмы, и столпа — но женщины.
— Смелый ты парень, мальчик Камадо, — улыбается Ренгоку. — Восхищаюсь тобой.

***
Шинобу не поверила своим ушам — потом подняла голову еще раз. Рука на всякий случай нащупала гарду катаны — если Танджиро не шутит, она наполнит его ядом по кончики волос.
— Нет, нет, — Танджиро виновато качает головой. — Я вам не в этом смысле предлагаю провести ночь вместе… Я хочу вам что-то показать. Пойдете со мной? Мне кажется, вам понравится.
Он краснеет полностью — густо, как мальчишка, и Шинобу выдыхает — ей смешно, как она могла подумать, что у этого ребенка дурные мысли. Камадо немного стыдно, но он вспыхивает радостью, когда она соглашается. Хорошо бы научиться всегда правильно доносить до нее свои мысли, хорошо бы сделать ее счастливой, хотя бы попытаться. Им комфортно рядом — она ему не то чтобы доверяет, но верит, он ее не то чтобы любит — но любит уже. Когда Танджиро просит ее закрыть глаза, она закрывает, а когда ведет ее на крышу, почти не удивляется. Она теперь ничему не удивляется, и в этом виноват Танджиро.
— Мы тут каждый вечер говорим, — напоминает она.
— Да, — радостно улыбается он. — А сегодня будем смотреть на звезды.
Он уже приготовил ее шаль и онигири — помогла добрая Аой, Шинобу качает головой, но не замечает, как вспыхивает, когда рука Танджиро нечаянно касается ее собственной руки. Затихает ненадолго.
— Я тебя старше, — напоминает она. — Не надо так.
— Какая разница? — честно спрашивает он, как добрый ребенок. — Это просто возраст, ничего другого. Цифры, — пожимает он плечами — Танджиро не силен в математике, как и в науках вообще.
— Ты прав, — задумчиво соглашается Шинобу, — Ты прав. Просто цифры.
Она смотрит на небо, но больше не чувствует злости как обычно — ничего не чувствует. Смотрит на небо и видит звезды. И в этом тоже виноват Танджиро.

***
— Что за шум? — ворчит она на Аой, которая снова дерется с Иноске, — Устроили тут.
— Ши-ши-шинобу-сан, — бледный Зеницу показывает пальцем на забор. — Танджиро там… Он вам… Цветы…
— Мне? — Шинобу улыбается — наследница Канао снова и снова бросает монетку, три малышки-помощницы подглядывают из-за угла — на Танджиро новая форма и накидка постирана руками той же Аой. В руках цветы.
— Что это? — сердится Шинобу. — Я вроде бы говорила, что отвлекать от работы…
— Я ухожу на миссию, — честно говорит Танджиро, в его ящике за спиной постукивает неизменная Незуко. — А это вам.
Букет неровный и собран неправильно, но аккуратно — помог Зеницу, наверное. Шинобу берет его аккуратно, хочет сначала отказаться, но общие усилия не могут быть так обесценены. Танджиро сияет как начищенный пятак, Незуко по-прежнему стучит, Зеницу мучается от ревности и радости.
— И какой повод для букета? — спрашивает Шинобу, вспыхивая, как девочка. — Миссия так миссия.
— Чтобы вы не скучали, — просто пожимает плечами Танджиро. — Меня не будет несколько недель. Чтобы вам не было одиноко.
Шинобу не выдерживает — улыбается, но улыбка эта настоящая, не как обычно. Прежде чем отчитать Танджиро, она набирает воздуха и думает, как хорошо и просто было раньше с ним, и как тяжело и невыносимо трудно будет теперь.
— И с чего ты взял, что мне будет одиноко? — спрашивает она в конце. — Трудись на славу, чтобы Оякате-сама не было стыдно за тебя.
Незуко стучит на прощание, Зеницу бежит следом за радостным Танджиро, ежеминутно извиняясь за его наглость, Иноске все еще дерется с Аой, которая постирала его кабанью голову.
Шинобу больше не сердится — цветы пахнут полем, солнцем и первой любовью глупого мальчишки, а через пару дней вечером, сидя на крыше, ловит себя на мысли — она действительно скучает. В этом Танджиро был прав.

***
— Кладите его на операционный стол, — говорит Шинобу. — Нахо, воды! Инструменты! И свет, сделайте кто-нибудь свет.
Она сердится — такая рана у Иноске впервые, его должны были вытащить оттуда раньше, прикрыть ему спину, защитить. Танджи и Зеницу бережно кладут больше тело и выходят оттуда — не заслужили они возможности быть рядом с другом теперь. Раз уж не сумели его сберечь — пусть его сбережет кто-то другой.
Шинобу борется с кровотечением долго, потом устает — но все еще сражается, как и положено столпу. Иноске добрый и хороший, он должен жить, он дал ей клятву на мизинцах. Организации он тоже нужен, особенно теперь, а еще он нужен своим друзьям. И Аой — потому что она отчаянно стирает его кабанью голову на заднем дворе, чтобы ее рыдания не были слышны в доме, это Шинобу точно знает.
Когда кризис миновал, она вспоминает — Иноске признает своим соперником только Танджиро. Иноске и на эту миссию пошел ради Танджиро, и за его спиной всегда стоит Танджиро. Шинобу не хочет говорить с ним сейчас, но знает, что должна.
— Я виноват, — говорит Танджиро в темноте пустой палаты. — Я виноват.
— Тише, тише… — Шинобу садится рядом, все ее бранные слова, которые она хотела сказать ему, растворяются в воздухе, ее руки аккуратно кладут голову Танджиро себе на колени, она гладит его волосы. Осторожно и аккуратно, будто бы в этом и состоит ее работа. Ей хорошо рядом с ним.
— Я виноват, — тихо вытирает слезы Танджиро. — Если бы не вы… Он бы умер… Иноске… Я виноват.
— Он поправится, — убеждает его Шинобу, баюкая Танджиро песней. — Все поправятся. Ты не один, Камадо-кун. Никто не один.
Тут, в поместье бабочки, тебе всегда рады, хочет сказать она — и говорит, но Танджиро слышит все по-своему. Ему хорошо и спокойно — он почти спит и не сразу чувствует прикосновение ее влажных губ к собственной щеке.
Не сразу — но чувствует.
— Я вас люблю, — силится сказать он. — Я…
Шинобу уже его не слышит — целует сухой грубоватый шрам, и ни о чем не жалеет теперь.

***
Доума смотрит дерзко и счастливо — он зло в чистом его виде, Шинобу это точно знает. Ее трясет от гнева — жизнь любимой старшей сестры оборвал такой демон. Грязный, испорченный до кончиков ногтей, отвращение в чистом его виде.
— Ты такая красивая, — счастливо говорит Доума. — Я буду рад, если ты примешь мою любовь. Давай всегда будем вместе, пожалуйста. В моем теле тебе не грозят болезни или старость, ты останешься прекрасной навсегда.
Красота его лица и уродство его души — интересное сочетание. Шинобу достает катану, касается наполненного ядом клинка, вспоминает про маленькую Канао, которой предстоит принять этот страшный бой — и чувствует только сожаление.
Сожаление, что не успела пожить немного спокойной жизнью в поместье бабочки рядом с теми, кого она любит, кто любит ее.
Шинобу думает о том, как ей повезло, что в ее жизни был Камадо Танджиро и как много она не успела рассказать ему.
Он был особенным с самого начала — только слепой бы не увидел этого.
Шинобу — увидела сразу, когда поняла, что среди них появился человек, способный видеть в демонах людей, а среди людей — демонов. Способный доверять и заслуживать доверие. Способный полюбить ее, способный вызвать любовь и у нее самой.
— Ты такая красивая… — Доума раскрывает веер. — Пойдешь в ад вместе со мной?
Шинобу улыбается — думая о поцелуях, которых она не успела получить, о непостроенном вместе доме, о нерожденных детях, о лучшем человеке, который полюбил ее, и которого полюбила она.

— Иди в ад один, — советует ему она, прежде чем прицелиться отравленным лезвием ему в сердце.