Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Иноске совсем не понимал этого глупого Зенитсу. Если быть точным, он не понимал его идиотского помешательства на девушках. Что в них такого хорошего? Мелкие, нелепые создания с тонкими голосами, что иногда лишь раздражали своим писком. Монитсу все верещал, какие они мягкие, какая нежная у них кожа, как хорошо они пахнут, а Иноске только лишь и оставалось, что смотреть на него, как на идиота.

Ну да, не сказать, что он был не прав. Конечно, девчонки и пахли неплохо, и на ощупь вроде как ничего, но… Что с того? Некоторые зверьки тоже мягкие и нежные, так почему Киритсу не бегает, вылупив глаза, за какими-нибудь котами или лисицами?

Но все-таки из головы не шли его слова.

«О-о-о, бедный Иноске!!! — звучал этот визгливый истеричный голосок. — Ты вырос в лесу, совсем не умеешь обращаться с девушками!!! Ты такой незрелый, бедный Иноске!!!»

С одной стороны, плевать. А что, с девками надо как-то особо обращаться, что ли? Да щас, разбежался! Да и он вообще-то общался с девушками. Например, с Шинобу. Она ведь и лечила его, и учила читать. И она не говорила ничего про какое-то там особое к ней отношение!

Но с другой…эти слова задевали. Великий Иноске-сама ненавидел проигрывать и не мог позволить кому-то жалеть его, он просто не мог оказаться хуже тупого Эмитсу! Но для того, чтобы оказаться лучше, надо сначала понять, что он имел ввиду.

— Послушай, Шинобу, — начал он как-то раз. — Кимитсу сказал мне, что я незрелый. Что это значит? Я же не фрукт.

Кочо только улыбнулась. Она всегда улыбалась, но каждый раз как-то по-разному. У нее бывала добрая улыбка, злая улыбка, спокойная, усталая, печальная… Но всегда улыбка. Это было странно, но Иноске было все равно, пока она была рядом. С ней было хорошо, тепло.

— Это значит, что ты ведешь себя, как ребенок. Не можешь нести ответственность за себя и тем более других людей. Впрочем, Зенитсу тоже в таком случае незрелый.

Ответив, она продолжила выводить что-то на бумаге. Шинобу немного научила его читать, хотя это и было сложно, но сегодня у них занятий не было. Она, кажется, заполняла какие-то книги (Иноске не знал, зачем, но и плевать), а он просто смотрел на это, валяясь рядом, пока было свободное время. По какой-то причине ему нравилось смотреть за движением ее рук по время письма, это успокаивало… Да и потом, они ведь и раньше так делали, верно?

— Нет… Зенитсу говорил что-то про девушек. Что я незрелый, потому что вырос в лесу, и не понимаю, что такого в девушках.

Шинобу хихикнула, отведя глаза. От Агатсумы и не приходилось ждать иного.

— Тогда, наверное, он имел ввиду… Хм, как бы тебе объяснить, — девушка отложила кисть. Её пальцы и рукава оставались чистыми — это поражало. Иноске вечно умудрялся перепачкаться в чернилах. — Пожалуй, буду прямолинейна. Зенитсу хотел сказать, что ты — словно ребенок, потому что не хочешь близости с девушками, как хотят этого взрослые мужчины. — увидев непонимающий взгляд Хашибиры, она продолжила. — Ну, хотеть близости с кем-то… Значит, хотеть обнять его, поцеловать. Раздеть и всего…общупать…

— А! Глупости какие! Зачем еще это делать? Тем более, с девкой!

— Вот видишь, — тихий смешок снова сорвался с её губ. — Раз не понимаешь, то и правда незрелый.

Как Шинобу ни старалась, а Иноске не понимал. Попытка спросить напрямую у Зенитсу тоже ничего не дала — он только хихикал мерзко, выражение лица у него становилось гадким, и Хашибире лишь хотелось ударить этого недоумка, а не выслушивать его дебильные объяснения, которые по сути были только новыми издевками. Танджиро тоже вовсе не помог — улыбнулся и сказал не заморачиваться.

Впрочем, говоря о Монджиро…

— Тот, кого хочется обнять… Значит? — пробормотал Иноске, глядя вслед удаляющемуся Камадо. Танджиро ему, пожалуй, хотелось обнимать. Он не был маленьким и мягким, как девчонка, его мускулы были твердыми и сильными, а пах он углем. Но так Иноске нравилось больше.

Может, это и есть «зрелость»? А есть ли разница, хочешь ты близости с девушкой или с парнем? Монитсу орал про девок… Черт, от такого мыслительного процесса и голова может взорваться. Вот ведь пристал.

На следующий день он попытался обнять Аой, но она заорала и ударила его. Узнав об этом, Кимитсу тоже устроил истерику, от которой заболели уши, и снова начал издеваться, а потому пришлось опять его ударить. И если даже не брать в расчет последствия, объятия совсем ему не понравились. Все-таки не было в девках ничего такого хорошего, за чем так гонялся тупой Химитсу.

После этого Иноске стал угрюмым и недовольным. Пусть даже он побеждал в драках, сама мысль о том, что Зенитсу доступно что-то, что недоступно ему, бесила. Агатсума же, зная, что именно он причина замешательства «кабана», ходил довольный, насмехался и ловил очередные удары от самого Хашибиры и выговоры от Танджиро. Давно бы забыл обо всем, если бы не морда этого придурка.

— Послушай, Иноске, почему тебя это так беспокоит? — начал одним вечером Танджиро. Они прогуливались вокруг поместья, только закончив тренироваться, были немного уставшие, но даже собственные успехи не вернули Хашибире довольный вид. — Никогда не видел, чтобы ты так о чем-то переживал.

Иноске только фыркнул.

— Да хрен его знает… Просто бесит эта самодовольная рожа! — он сжал кулак. — Сам-то от девок только тумаки получает, а надо мной смеется… Я не могу проиграть…

— Да ладно тебе, — улыбнулся Танджиро, положив руку на его плечо. — Не нужно опережать события. Придет время, и тогда понимание само к тебе придет! Ты встретишь девушку, которую полюбишь, женишься на ней, и вы будете жить вместе дол…

— Че? Женюсь?

— Ну это когда… — начал было Камадо, но недоумевающее лицо впереди заставило вспомнить все те моменты, когда они с Зенитсу пытались объяснить этому лесному кабанчику людские обычаи. Результаты этих объяснений зачастую были нулевыми, а потому и сейчас не захотелось тратить последние силы, объясняя ритуальную составляющую. — Ну, это когда тебе нравится девушка, и вы начинаете жить с ней в одном доме, и у вас появляются дети, как-то так.

— У…Бред какой… Зачем мне жить с какой-то девчонкой. — бормотал Иноске с угрюмым видом. — Тебе-то хорошо, у тебя есть Незуко… Ты «зрелый»…

— Что? Нет! — Танджиро вышел вперед, останавливая товарища, и принялся махать руками. — Незуко моя сестра, понимаешь? Между нами не может быть ничего такого, так нельзя! Мы брат и сестра, ясно? Между родственниками не бывает… ТАКОГО!

— Ха? — Иноске вновь скривился. Он ничего не понимал и это ужасно раздражало. — В смысле, нет?! Шинобу мне сказала: это когда целуешь и обнимаешь кого-то! Ты же так делаешь с Незуко! Чего ты мне втираешь!

— Да нет же! — они не заметили, как перешли на крик. — Родственная любовь это совсем не то, про что говорил Зенитсу! Он про другое!

— Чего-о-о-о? Ааааа! Как же вы меня достали!!! АТАКА КАБАНА!

— Подожди, не надо!!!

Танджиро попытался убежать, но от атаки кабана еще никто не убегал! В итоге они оказались на земле и Иноске с победным видом уселся на спину Соичиро. Впервые за долгое время улыбка появилась на его лице, а тупой Зенитсу вылетел из головы.

— Ха-ха! Я победил тебя! Я король горный! — ударив себя кулаком в грудь, провозгласил Хашибира.

— О…да… Ты такой сильный, Иноске… — донеслось несчастное кряхтение откуда-то снизу.

Улыбка на лице парня стала шире. Он наклонился ниже, а затем и вовсе улегся на Танджиро, повторяя своим телом и его позу — накрывая его руки своими, прижимаясь грудью к спине. Это было что-то вроде объятий, приятно. От Шинтаро пахло, как и всегда, углем, а еще потом и лекарствами. На ощупь он был твердый, сильный, даже не вздохнул, когда целый кабан всем весом лег на него. Какая-нибудь Аой давно бы уже померла.

— Похвали меня больше, Такаро, — прошептал Иноске на ухо лежащему под ним юноше, но тот в ответ лишь недовольно насупился.

— Пока не назовешь мое имя правильно, не буду хвалить.

— Тц…

Хашибира закатил глаза. Память у него и так была не ахти, а уж на имена — и подавно. Он помнил хорошо только лишь свое имя, имя Шинобу, потому что она заставила его запомнить, и имя Незуко — неизвестно, почему. А вот эти все Камабоко Гонпачиро и прочие… Ух, это было сложно. Слишком сложно.

— Тангоро?

— Почти! — парень со шрамом воодушевленно улыбнулся.

— Дайгоро?

— Нет-нет, сначала «Тан».

— Тантаро?

— Почти!

— Танджуро?

— Нет, это имя моего отца… Ну же, ты почти смог!

— Танджиро?

— Да! Ты такой молодец, Иноске!

Хашибира снова довольно усмехнулся. Что и следовало ожидать от него, великого! Хорошо бы еще не забыть это глупое имя через секунду.

— Танджиро, Танджиро, Танджиро… Теперь хвали меня, давай же!

— Ох… — Камадо вздохнул. Эта странная поза доставляла некоторые неудобства, но сбросить с себя Иноске было сложновато. Впрочем, сам, наверное, сейчас слезет. Он обычно довольно активен, едва ли захочет долго лежать вот так. — Ты очень сильный, Иноске…

— Да, так! Еще!

— Ммм… Ты очень храбрый. Сила твоего духа всегда подбадривает и меня тоже! Рядом с тобой я чувствую себя увереннее!

— Да-да, еще!

— Эм, и еще… Еще ты очень милый!

— Верно! Стоп, что? Я не милый! Я страшный, ужасный кабан! Все боятся меня!

— Ну, это тоже правда, только не кричи мне в ухо, пожалуйста.

— Хм!

Иноске снова вдохнул его запах, уткнувшись носом в шею. Да, Танджиро был теплым и хорошим. Но если он не мог быть «зрелым» с Незуко, если испытывал к ней «родственную любовь», тогда, может, и Иноске испытывал к Танджиро тоже эту же самую, ну, родственную?

— Слушай, а если у тебя с Незуко — родственная зрелость, то с кем у тебя не родственная? — успокоившись немного, спросил Хашибира, продолжая лежать на парне. Почему-то мысль о том, что Камадо может делать такое с какой-нибудь девицей вроде той ученицы Шинобу, что с хвостиком сбоку, казалась дикой. Нет, попросту невозможной. Танджиро — член его стаи, зачем ему искать кого-то на стороне? Да и зачем Зенитсу это делать? И самому Иноске?

— Ох, послушай… — Тантаро отчего-то покраснел. Неужто все-таки тяжело ему оттого, что кабан на нем лежит? Ну, ничего не поделаешь, прислужники всегда будут слабее вожака. — Еще нет такой девушки, которую я бы полюбил, понимаешь? Когда-нибудь, может быть, я найду ее, но сейчас определенно такой нет!

Иноске благородно встал с Тангоро, помог подняться и ему тоже, а затем деловито отряхнул от пыли и грязи.

— Все равно не могу понять. Бред какой-то! — он скрестил руки на груди.

— Тогда просто забудь! Зачем тебе это, если не можешь понять?

— Не могу проиграть Шемитсу!

Оставалось только вздохнуть. Иноске был настолько же упрям, насколько глуп. Точнее, не то, чтобы он был прямо-таки напрочь глупым, но то, что он вырос в лесу, вдали от людей, накладывало определенный отпечаток.

— О! Знаешь, что? — просиял вдруг Танджиро. — Дело в том, что человека, которого ты любишь не как родственника, ты целуешь в губы, а не в щеку. Родственников целовать в губы нельзя, а других любимых можно.

Хашибира вновь нахмурился. Да какая, блин, разница — куда целовать? Хоть в щеку, хоть в губы, хоть в спину, разве не все одно? Хотя в губы Иноске никогда не целовался… Да и между прочим, вообще никуда не целовался! Может быть, от этого какое-то другое чувство, нежели от объятий?

— Ну-ка иди сюда… — он схватил Танджиро за плечи, притягивая к себе.

— Постой, что это ты собира…

Иноске прижался своими губами к губам Камадо. У того они были сухие, шершавые, но все же мягкие. Ничего необычного, даже немного противно. Кабан отпрянул, недовольно посмотрев на друга.

— Фигня какая! А ну теперь поцелуй меня в щеку, давай!

Но Танджиро стоял неподвижно, с широко распахнутыми глазами, прикрыв рот рукой. Его лицо стало алым, а дыхание быстрым и неровным.

— Ну, долго я буду ждать?

— НЕ БУДУ Я ТЕБЯ ЦЕЛОВАТЬ! — закричал Камадо. — Сдурел, что ли? Сказано же: целовать надо любимых!

— А ты че, меня не любишь что ли, я не понял?!

Танджиро растерялся. Иноске определенно не понимал, о чем они сейчас говорят. Для него и сам термин «любовь» оставался туманным и неясным, не говоря уже обо всех ее оттенках, подтекстах, правилах и табу, что устанавливало общество. Как ему не толкуй, не поймет же… Скажешь «не люблю» — кто знает, как отреагирует? А скажешь «люблю»…Танджиро и сам не знал, что тогда. Если Иноске не мог понять, что от него хочет общество, то и общество в лице Танджиро не могло его понять. Для того, кто вырос вдали от людей, нет запретов, нет условностей. Он не может верно выразить словами свои чувства, а не понимая чего-то, сложно это принять.

— Ну… — Камадо вздохнул снова. — Два парня не могут друг с другом…

— ААААА! Да мне плевать, кто там что может, кто не может! Ты мне скажи: ты меня любишь? Я же твой вожак, ты меня должен любить!

— Ну тогда… Люблю, наверное?

— А раз любишь, то целуй!

— Ох, боги… — Танджиро оглянулся по сторонам. — Ты только не кричи, ладно? Потише, а то кто-нибудь придет сюда и увидит…

Вечер уже отгорел и закатное солнце скрылось за горизонтом, уступив место прохладным сумеркам. Темнота и листья деревьев надежно прятали их от любопытных глаз, но крики Иноске точно не способствовали скрытности. Тому это было и не нужно, но вот Танджиро переживал — все же это было не принято выставлять напоказ.

Уверенный, что и это не произведет впечатления на Иноске, Камадо подошел ближе и, приобняв друга за плечи, осторожно поцеловал его в щеку. Но тот не закричал в ответ что-нибудь недовольное, а предпочел промолчать, видимо, ожидая, что Танджиро продолжит. Тогда юноша поцеловал его еще раз, и еще, ожидая приказа остановиться, но его все не было и наконец Камадо надоело.

— Ну, что?

— Мне нравится, как ты это делаешь, — тихо сказал Хашибира. — Сделай еще.

Танджиро вздрогнул. Непонятная тревога объяла тело, заставляя отстраниться от Иноске.

— Нет, хватит. Давай вернемся в дом, уже поздно. Нам нужно поесть и ложиться спать. Вдруг завтра отправят на задание?

Улыбнувшись, Танджиро взял Иноске за руку и потащил к поместью. Тот не сопротивлялся.