Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

       В поместье бабочки всегда была своя атмосфера, которую Танджиро действительно любил. Тут пахло глицинией, типичным запахом больницы, медикаментов и отваров, умиротворением и еще чем-то особенным, странным, сладко-терпким, но легким и нежным, как бабочка. Этот запах исходил от самой хозяйки поместья.

Танджиро встает на колени и поворачивается к окну на своей койке, выискивая глазами в саду знакомое хаори и понимая, что не найдет. Осознание того, что Кочо-сан больше нет, снова отдается в груди тупой болью. Без нее это место изменилось, опустело. Добавился невыносимый запах скорби и горя, скрывающегося за такими же, как и раньше, приветливыми улыбками обитателей поместья, а сладковато-терпкий запах исчез. Кочо-сан не зайдет неожиданно в палату, одаряя его ласковой улыбкой, не спросит о самочувствии нежным голосом и не попросит выпить какое-нибудь лекарство.

Без Кочо в поместье бабочки одиноко. Канао-чан теперь здесь главная, она хорошо держится. Она, кажется, и плакать-то не умеет, все так же спокойно улыбается, но Танджиро чувствует запах ее тоски. Она похожа на свою погибшую воспитательницу. У нее такая же спокойная и всегда мягкая улыбка, скрывающая за собой боль от потери старшей сестры.

Они все-таки победили. Несомненно, это радует. Но где-то в глубине души болит от того, какую цену пришлось заплатить за победу.

Будущие поколения смогут жить в мире без демонов. Больше не будут умирать сотни людей, не заслуживающие смерти. Каждый из погибших товарищей отдал свою жизнь ради нового спокойного мира. Они все сражались так храбро, так самоотверженно, отдавая все, что имеют, ради блага современников и будущих поколений. В мире больше нет вселенского зла.

Сегодня день выписки Танджиро. Он хочет попрощаться с эти местом и всеми его обитателями.

Дверь приоткрывается, и в палату бесшумно входят. Танджиро, еще не обернувшись, узнает знакомый запах. Он напоминает запах холодной воды и зимы, но есть в нем что-то еще стальное и очень сильное. Что-то, способное вызвать легкую дрожь в кончиках пальцев.

— Томиока-сан, — произносит он полушепотом, то ли обращаясь к нему, то ли просто констатируя. Томиока молча опускается на край койки, глядя куда-то мимо. Танджиро разворачивается, садится обратно к изголовью и накрывается одеялом, согнув ноги в коленях. Темные глаза с красновато-бордовым отливом жадно изучают каждый новый шрам, появившийся на бледном лице, руках и шее. Танджиро четко вспоминает синюю метку, пробудившуюся во время их совместного боя. Она, похожая на волну, как ни странно, отлично вписывалась в его образ, подчеркивая темно-синие глубокие глаза.

Только вот это не просто рисунок на коже. Вспоминая слова Кибуцуджи о метках, Танджиро хочет взвыть. Он не верит.

Сейчас метки на щеке Томиоки нет. Значит ли это, что можно забыть о ее существовании и она исчезла бесследно, или же все-таки это случится?

— Разве вам уже можно ходить? — спрашивает Танджиро, нарушая гнетущую тишину. Она давит. Болтать непринужденно, как раньше, уже не получился, они оба понимают это.

Уже ничего не будет так, как раньше.

После того, как оба пришли в сознание после битвы, виделись всего раз. Танджиро зашел к нему занести что-то по просьбе Аой-чан. Они тогда лишь поздоровались — ни у кого не было сил на большее. Но оба понимали, что разговора не избежать.

Томиока кивает, не в силах говорить. Он понимает, что все равно придется, но перекладывал тяготу начала на Танджиро. Так уж повелось у них, что именно он всегда начинает разговоры. Сейчас Гию осознает, что именно в этот момент в горле стоит ком, и он особенно не может говорить.

Сейчас, когда нужно словами подтвердить то, что они вряд ли еще когда-нибудь увидятся. Когда нужно прощаться.

— Как вы? — спрашивает он снова, все-таки надеясь вытащить из Гию хоть слово. Услышать его голос, приятный и спокойный, как мерно текущая река. — Я переживал за вас.

Это не вежливость, а искренность.

— Уже все хорошо, спасибо, — все-таки выдавливает Томиока, но взгляд предательски падает на правую руку. Точнее, на место, где она должна быть.

Танджиро прослеживает взгляд и моментально понимает, что на самом деле ничего хорошего. Томиока сейчас в светлом больничном халате и своем неизменном половинчатом хаори поверх, под которым сразу и не поймешь, есть рука или нет.

Танджиро знает, что сочувствие и жалость сделают только хуже. Гию был правшой.

Камадо без преувеличения готов отдать ему свою руку.

— Без Кочо-сан тут уже не так, как раньше, — он резко меняет тему, но поздно понимает, что новая не намного лучше. Томиока молчит. — Она ведь была вам дорога на самом деле, я знаю.

«Совсем не то, Танджиро, соберись!» — мысленно он дает себе оплеуху.

— Каждый из погибших был мне в какой-то степени дорог, — отвечает Гию спустя минуту.

— Даже Игуро? — удивляется Танджиро, за что получает легкий подзатыльник и подобие улыбки кончиками губ. Атмосфера в палате немного меняется.

— Да, даже Игуро, дурак ты, — он, на самом деле, говорит правду. Охотники на демонов были его второй семьей, Камадо знает. — Танджиро, ты рад победе? — вопрос застает врасплох.

«Конечно, рад», — уже почти срывается с его губ, но что-то не дает покоя. Больше нет охотников за демонами. Семья распадается на глазах на много маленьких кусочков. Разумеется, все запомнят друг друга, как хороших товарищей, но вряд ли когда-то еще соберутся. Каждый из выживших начнет новую жизнь. Невидимой и нерушимой связи, как раньше, уже не будет. Не будет тренировок, лечения в поместье бабочки, собраний и общих неофициальных встреч по праздникам.

А еще больше никогда не будет совместных миссий с Томиокой. Никогда не придется больше биться плечом к плечу, становясь на время единым целым и защищая друг друга.

Танджиро понимает, что больше никогда не испытает того, что чувствовал, когда находился в смертельной опасности, не справляясь с демоном в одиночку, и вдруг запах холодной воды ударял в нос сзади, а следом одна из кат, мастерски выполненная Гию, сражала врага. Даже не обидно было, что его опять спасли. Нисколько.

Сильные руки Томиоки больше никогда не подхватят раненого Танджиро, чтобы донести до спешащих на помощь врачей. Он помнит, каково это — ощущать себя в полной безопасности в его руках и отключаться, роняя голову на крепкое плечо и чувствуя щекочущие нос непослушные длинные волосы Гию.

Больше этого не будет.

Но, разумеется, благополучие всего мира стоит того. Танджиро стыдно, что его вообще терзают подобные сожаления.

— Да, конечно… — он проглатывает вставший в горле ком. — Но мне грустно, что мы потеряли столько товарищей, что «охотников» больше нет.

Томиока знает.

Сейчас больше всего хочется не отпускать Танджиро. Схватить, обнять крепко-крепко, уткнуться носом в макушку и не отпускать больше никогда. Но он отпустит. У мальчишки впереди вся жизнь. Ему восемнадцать, но метка с рождения. Он особенный, как Ёриичи, он доживет до старости. Женится, заведет детей и будет жить счастливо. А Томиока, несомненно, умрет в двадцать пять. Хоть метка и исчезла куда-то, он точно умрет. Странно, что вообще удалось пробудить ее.

Ему остается лишь дожить свою короткую, никчемную жизнь, которая потеряла смысл вместе с расформированием «охотников». Он не нужен Танджиро. Жалкий калека без руки, которому недолго осталось. Он не настолько эгоист, чтобы обременять его собой.

— Я знаю, — отвечает Томиока тихо. Удачи тебе в жизни, Танджиро, — добавляет, наблюдая, как подрагивают ресницы.

Так будет лучше для Танджиро.

— Спасибо, — голос надламывается, он отворачивается и поднимает голову, делая вид, что смотрит на небо через окно. Неудачная попытка не заплакать с треском провалилась, и теперь он от всей души надеется, что Томиока не увидит его слез.

Томиока, конечно, все прекрасно видит, и становится больнее в разы. Довел его до слез, молодец. Танджиро ведь все понимает, он не дурак и уже не маленький.

— Я буду скучать, — шепчет он сквозь тихие всхлипы, так и не поворачиваясь. Гию не выдерживает и подходит, кладет два пальца на подбородок и мягко разворачивает к себе лицо, встречаясь взглядом с удивленными бордовыми глазами. Несомненно, эти глаза — самые красивые из всех, что он когда-либо видел. Он опускает руку на его плечо.

— Не реви, у тебя все хорошо будет, — неловко пытается успокоить его Томиока. — Вся жизнь впереди.

Томиока тоже будет скучать. Он уже знает, что будет мучаться бессонными ночами, вспоминая счастливые дни в былом ужасном мире. Он не скажет этого, конечно. Танджиро будет легче пережить этот разрыв, если он будет думать, что Томиоке все равно.

Танджиро нечеловеческих усилий стоит не вцепиться в него двумя руками и не разрыдаться на его груди. Гию наконец убирает руку и отходит на безопасное расстояние.

«Так будет лучше для Танджиро», —повторяет он себе в очередной раз.

— Береги себя, — бросает он напоследок, и находит силы выйти из палаты, оставляя Камадо одного. Он сам всегда берег его, а теперь уходит. Бросает. Потому что так будет лучше.

Или потому что Гию — просто трус?

Он идет к своей палате медленно, не видя и не слыша ничего вокруг себя. Чьи-то торопливые шаги слышны сзади, но ему до этого нет дела. Все звуки будто доносятся из другого мира.

Сзади в него влетают, чуть не сбив с ног резкими объятиями. Томиока видит знакомые до боли руки, сцепившиеся на его груди мертвой хваткой, чувствует уткнувшееся в плечо мокрое от слез лицо и слышит несдержанные всхлипы. Это становится последней каплей.

Гию резко разворачивается, хватается рукой за его спину так сильно, что Танджиро даже перестает плакать на мгновение. Зарывается ладонью в бордовые мягкие волосы, прижимая заплаканное лицо куда-то к груди. Наклоняет голову, еле ощутимо касаясь виска носом, и зажмуривается.

— Не плачь, Танджиро, — шепчет он, понимая, что у самого уже глаза на мокром месте. — Не плачь, прошу.

— Не уходите, — скулит он сквозь слезы и всхлипывания. — Почему вы меня бросаете? Вы ведь уедете в свое поместье и даже навещать меня не будете, да? Я не хочу с вами расставаться просто потому, что организацию расформировали! Прошу вас, Гию-сан!

С такой пыткой ничего не сравнится. Твердое решение, принятое спустя долгие внутренние диалоги с самим собой, находится под большой угрозой.

— Идем в палату, пожалуйста, — осторожно двигает он его, даже не пытаясь отлепить от себя. — Не кричи так, сейчас все девушки на твой ор сбегутся, — сердито шикает он, оглядываясь по сторонам.

Услышав в голосе привычные и родные уже нотки напускной сердитости, так присущие Гию, Танджиро немного успокаивается. Томиока снова не непричастный к его жизни человек. Еще немного он побудет его вечно недовольным старшим коллегой, таким знакомым и родным. Не тем холодным незнакомцем, искренне и в то же время отдаленно желающим удачи, каким он сегодня был. Пальцы крепко сжимают половинчатое хаори, тело чувствует чужое тепло — значит, Томиока еще здесь, пока что никуда не уйдет и никуда от него не денется.

В палате он неловко помогает все еще дрожащему из-за слез вцепившемуся в него Танджиро устроиться на своих коленях — без руки слишком несподручно и неудобно. Его обнимают за шею и устраивают лицо в изгибе шеи. Раньше о таком он мог лишь мечтать.

Он не знал, что Танджиро бросится за ним. Он понадеялся на его рассудительность, будто не зная, что он склонен принимать решения сердцем.

Чертовски тяжело сейчас поступить правильно и так, как «будет лучше». Лишь бесчувственная машина сможет уйти, когда плачущий Танджиро цепляется, как утопающий за соломинку, и просит не уходить.

— Ну, и чего ты, м? — начинает Томиока, безуспешно пытаясь скрыть нотки нежности в голосе. — Нам ведь все равно придется разъехаться по своим домам. Недзуко говорила, вы собираетесь вернуться в ваш домик на горе и зарабатывать на продаже угля. Что же такое? — он выглядит, как взрослый, который уговаривает ребенка посидеть немного без него. Еще не хватало покачать его на руках, успокаивая.

Танджиро и сам не знал, почему такая тревога охватила его во время того разговора. Он будто чувствовал, что они прощаются. Что не будет Томиока ни писать ему, ни приезжать, а наоборот попытается сделать так, чтобы они больше никогда не встретились. А если бы и встретились, то обменялись холодными официальными приветствиями, как будто никогда и не было ничего.

Томиока сейчас бессовестно лжет, пытаясь успокоить его, а сам собирался именно так и сделать.

— Не знаю. Мне показалось, что это наш последний разговор с вами и последняя встреча, — отвечает он честно, наслаждаясь тем, что обнимает Томиоку. Казалось, все, уже не важно ничего, лишь бы этот момент не заканчивался.

— С чего ты это взял, дурак, — хмыкает Гию — актер без оскара. А Танджиро не дурак, а самый умный и проницательный человек. — Буду я тебе писать, чего ты? Приезжать сам ко мне будешь, я тебе всегда рад, знаешь же, — уже начинает идти на попятную. Быстро. А хотел позволить ему забыть о нем, оставив в прошлом, и начать новую жизнь. У него впереди будущее, а у Томиоки будущего нет.

— Я хочу каждый день видеться с вами, как раньше, — твердо заявляет он.

— Да зачем я тебе сдался, Танджиро? — закипает Томиока, уже начиная терять самообладание. — У меня буквально нет правой руки, я инвалид, калека! И жить мне осталось всего…

— Хватит! — он вскидывает голову, отчаянные и дрожащие глаза смотрят прямо в темно-синие. — Прекратите так говорить о себе! Метка исчезла, значит, проживете до самой старости, я уверен. Не ставьте вы себе ограничения, ничего ведь еще не известно наверняка! И вообще… — он понял, что кричит, и виновато опустил глаза. — Вы и без руки все еще сильный воин, никакой вы не инвалид. Я бы помогал по дому первое время, пока с левой рукой не освоитесь…

Он резко обрывается и густо краснеет, отворачиваясь. Вот так случайно и сболтнул свою простую тайную мечту.

Гию подавляет тяжелый вздох. Какой прекрасный, добрый мальчик с огромным сердцем сидит сейчас на его коленях. Он его просто не заслуживает.

— Да зачем я тебе такой? — отчаянно срывается с губ. Сегодня они оба сказали лишнего.

— Вы без меня все решили, да? Откуда вам знать, нужны или нет, — все еще смущенный Танджиро уже немного оправился от шока. — Какой еще «такой»? Вы лучший несмотря ни на что.

Гию вздыхает, чувствуя разливающееся в груди тепло.

— Я никогда не встречал таких сильных и добрых людей, как ты, — говорит он тихо. Он уже почти готов броситься в омут, из которого потом не выбраться. — Но у меня все еще нет руки. Это не просто фраза. Это фраза, несущая за собой огромную кучу бытовых проблем. Ты должен это понимать.

— Вместе мы со всем справимся! — в глазах такое воодушевление, что Гию уже готов в это верить.

Он сдается.

Прыгает с обрыва в омут по имени Танджиро Камадо.

— Мне еще несколько дней нужно долечиться, думаю, Канао-чан будет не против, если вы с Недзуко тут подождете, — Томиока видит счастливый взгляд бордовых глаз и думает, что, возможно, его решение не такое уж и неправильное. — Потом поедем в мое поместье, хорошо?. Если Недзуко-чан не против. Места там на всех хватит.

Счастливая улыбка расцветает на лице Танджиро, и Томиоку снова душат крепкими объятиями. Может, они и ошибаются, но это будет самая красивая ошибка в их жизни.

Томиока левой рукой прижимает его к себе еще крепче, и осознает, что он все-таки не потерял самое дорогое, что у него было.

|…|