Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Изначально копна ярких жёлтых волос выглядела непривлекательно. Словно это парик, — жёсткий, из дешёвых искусственных ворсин. Чересчур яркие.
Волосы Зеницу приобрели этот убийственно неестественный цвет после того, как его поразила молния, о чём он сам рассказал Танджиро и остальным. Этим случаем из жизни Зеницу делился с каждым новым знакомым, спеша развеять слухи о цвете своих волос.
— Я был уверен, что помру, — парировал Зеницу, вспоминая свои ощущения в момент перед потерей сознания, — молнией прошило насквозь! Не помню, как упал. Когда очнулся, они уже были такие. — обычно он заканчивал рассказ, грубо дёргая себя за прядь.
На лице у блондина проскальзывало явное разочарование, которое он не пытался скрыть. Не нужно владеть умением читать мысли, чтобы идентифицировать настроение Зеницу — свой цвет волос парень не любил.
«Жёсткие» — думал Танджиро, ловя взглядом макушку Зеницу под боком. В перерывах на сон во время заданий, в домиках с гербом глицинии на воротах, да и в Поместье бабочки, — все трое спали очень близко друг к другу. Зеницу, по обычаю страдающий от тревожных снов, часто ворочался во сне.

«На самом деле такие жёсткие?»

В особенно тесные моменты близости подобные переживания не позволяли Танджиро сомкнуть глаз. Жёлтые пряди беспокойно щекотали нос. Камадо старался не дышать, ощущая смертельный страх втянуть носом запах волос Зеницу. Ему казалось — нет, он был твёрдо уверен — этот аромат сведёт его с ума. Долгое время у Камадо не получалось определить характер своих чувств: присутствие Зеницу рядом стало восприниматься необычно. Столько не разум, сколько тело реагировало возмутительно странно, даже опасно. От случайных прикосновений друга к предплечьям, кистям рук, спине — по телу Танджиро мгновенно пробегал рой «мурашек». Что-то более интимное –совместное купание в источнике — намеренно избегалось усилиями Камадо. Оголенные участки тела, вроде белой кожи шеи, когда пуговица на воротнике имела неосторожность случайно расстегнуться, — дразнили взгляд, заставляя дышать глубоко и часто, чтобы совладать с волной накатившего внезапно жара. Натурально бросало в пот.

— Ты меня током ударил, дурачок, — отшучивался Танджиро, когда Зеницу вопросительно уставился на друга, стоило такому произойти. Камадо только благодаря реакции блондина осознал интенсивность отклика своего тела — он отсахнулся, словно ужаленый, ни с того ни с сего. Тогда это было впервые.

Жёлтые, неестественно яркие, пряди ласкали, манили взгляд, умоляли прикоснуться. Камадо на время перестал дышать. Яблочный аромат душил его. Такой выразительный, словно ему в лицо сунули поднос спелых и свежих нарезаных дольками яблок. Слишком насыщенный.

В темноте он не видел жёлтого цвета, но ощущал его буквально. Зеницу во сне приблизился к Танджиро почти вплотную, закинул руку парню на грудь, а лицом уткнулся в шею. Впервые он так близко, подумалось охваченному жаром Танджиро. Или нет? Нет, их тела давно стали по-дружески близки. Они едят вместе, они спят вместе, тренируются вместе. На заданиях — почти всегда вместе. Настолько часто вдвоём, что это стало привычной обыденностью. И почему Танджиро обезумел только сейчас?
Определённо сошёл с ума, поскольку запустил пальцы руки в мягкую шелковистую гриву, прижал тёплую макушку блондина крепче к своей груди и втянул насыщенный яблочный аромат ноздрями. Стало очень жарко.

— А! — громкий крик рассек ночную тишину насквозь и вырвал Камадо из влюблённого опьянения. Он моментально отрезвел, уставился перед собой на тёмный силуэт.

— Танджиро? Это ты сде—лал? — пискнул перепуганный голос, осадившись на последнем слоге. Явно пытался отдышаться.

Танджиро не видел лица Зеницу, но знал, какая эмоция изменила его черты. Голос Зеницу беспокойно дрожал и, словно натянутая струна, неприятно резал слух. Перепугался.

— Прости, — выдохнул Танджиро.

Упс.
Он далеко не ласково притянул к себе пушистую макушку. Камадо почти что схватил Агацуму в захват.

— Ты спятил?

— Нет. Мне приснился дурной сон.

— Ты едва не задушил меня.

— Прости, — повторил Танджиро, тише, чем первый раз.
Зеницу продолжал нависать над ним, приподнявшись на локтях.
Оба не видели лиц друг друга. Камадо почувствовал, что в комнатушке, достаточно тесной для троих, стало жарче. Температура воздуха словно скакнула вверх на несколько градусов, хотя на улице уже была осень, и ночи стали холоднее. Сухие губы обдало огнём. А затем произошло невероятное. Губы и кончик языка накрыло чем-то тёплым, когда Камадо попытался смочить их слюной. Теперь едва не задохнулся он. Это поцелуй. Перед глазами взорвались разноцветные искры, жёлтые преимущественно; Танджиро показалось, что все тепло из комнаты каким-то невозможным образом оказалось внутри него, нагрев его тело до предела. Чужой язык неумело ласкал его рот, проходился по деснам, влажно дразнил чувственные губы, а потом повторял заново. Мозг натурально плавился.

«Он умеет такое? Зеницу способен на такое?»

Здраво мыслить казалось невозможным.
Камадо, задыхаясь, поспешил ответить на жадную попытку поцелуя, повторяя действия Зеницу и затем действуя скорее итуитивно, обучаясь на ходу, запоминая, какое движение собственного языка заставило Зеницу выдать этот соблазнительный полувыдох-полустон.

Танджиро несильно потянул блондина за волосы и, намерено или случайно, заерзал под ним, движением колена задев чувствительный пах.
Руки Зеницу, больше не в силах удержать тело, дрогнули и согнулись в локтях, удар жёлтой макушкой пришёлся прямо Танджиро по лбу — поцелуй был резко и травматично разорван, и оба парня громко охнули от боли, в унисон клацнув зубами. Зеницу свалился на бок рядом с Камадо, задев спиной спящего на соседнем футоне Иноске.

Господи.

Он только сейчас осознал, что в комнате помимо их двоих есть ещё кто-то.
Возбуждение мгновенно сменилось на растущее чувство стыда, и Зеницу был счастлив, что Танджиро не может видеть его лицо в темноте. Плевать, что по запаху он способен различить его настроение и чувства.
Однако, кажется, сам Танджиро сейчас смущён не меньше — Зеницу приятно это слышать. Желание провалиться сквозь землю стало понемножку угасать.

Хотел бы он выразиться, что в такие моменты им не надо слов — они могут просто чувствовать друг друга, — но нет, таких моментов у них ещё не было.

Первым заговорил Танджиро.

— Почему ты не сказал мне?

Вопрос был скорее риторическим. Он знал ответ. Он ведь сам не подозревал, боялся допустить саму мысль, не позволял самому себе расшифровать значение этих странных, не знакомых ему ранее чувств.
Симпатия, дружеская привязанность, влюблённость, болезненное влечение, страсть. Всё обрушилось сразу, словно камнем ударили по голове. Приятнее переживать всё это постепенно.
Камадо нащупал ладонь Зеницу и крепко сжал её своей.

— Не улыбайся так странно, я расшиб десна в кровь.

— Ты не видишь моего лица.

— Но я знаю! Ты улыбаешься.

Иноске рядом заворочался, повозился в темноте — видимо, перевернулся на спину или живот, — и громко захрапел, как бы давая друзьям знак, что пора заканчивать шуточную перепалку.

Оба тихо захихикали. Танджиро обвил шею Зеницу и притянул его к себе максимально близко. Вдохнул летний аромат яблок, аромат его волос. Жёлтых, очень мягких и совсем не жёстких.

— Я обожаю тебя, — шепнул Камадо в ушко, пуская волну дрожи по телу и без того взволнованного Зеницу, — и твои волосы. — Добавил, чмокнув в макушку.

Зеницу ответил смущённым кивком, не зная, куда деть конечности и лицо. Обнимать Танджиро всё ещё было боязно и неловко.

— Мы продолжим позже. Без свидетелей.

Оба залились краской, чего, конечно же, не было видно в темноте ночи, — но чувствовалось превосходно.

По прошествии некоторого времени никто из них с уверенностью не мог ответить, кому принадлежали эти до неприличия громкие слова.