Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Наоки Камадо хлопнул дверью и вылетел наружу, не обращая внимания на возмущенные крики матери вслед. Злость переполняла его. Злость и нежелание мириться с ее словами. Вот всегда она так. Всегда он не прав. Всегда не так, всегда «не то». Внешне «прямо как дед», тот был героем, по словам родителей. Сражался с демонами. Ага, верит он в эти сказки, конечно!

Наоки дал мусорному баку хорошего пинка, сила удара оказалась достаточной, чтобы ногу обожгло болью. В который раз одно и то же. То, что он совершил не лучший поступок, не давало права никому из них обливать его дерьмом. Но вот, он снова не попал в их представления о том, каким должен быть нормальный сын семьи Камадо.

В глубине души он знал, что порой тоже несправедлив к ним, упирается, спорит, порой чисто из принципа. Но черта с два он с ними согласится, когда они совсем не желают идти на компромисс. Почему он вообще обязан делать это первым, если это им никогда нет дела до его проблем?

Парень глубоко вздохнул и наградил мусорный бак ещё одним пинком, а после сунул руки в карманы джинс и медленно побрел по переулку прочь от дома. Им все равно плевать. Он столько раз не ночевал дома, что вряд ли ещё один раз что-нибудь изменит.

Этой ночью парень выбрал пристанищем одну из станций токийского метро. Там ночевало немало бомжей и беспризорников, но обычно служащие смотрели на это сквозь пальцы. Сегодняшняя ночь не стала чем-то исключительным. Наоки устроился в уголке потемнее, желательно подальше от горящих всю ночь ламп и прикрыл глаза. Очередная ссора, очередная проведенная не пойми где. Так он думал. Но сегодня все было иначе.

Сегодня ему приснился сон. Во сне он горел. Каждую клеточку его тела выжигало изнутри, пожаром, неостановимым, болью так сильно, что сердце останавливалось, и он в буквальном смысле не мог дышать. Сквозь губы рвался крик, но вырывался лишь полузадушенный писк. Проснувшись, он расплакался, словно ребенок.

Его трясло. Яркий солнечный свет словно выжигал причудливые узоры, прямо до костей, которые вздувались уродливыми рубцами-шрамами и покрывали каждый сантиметр его тела. Панический взгляд и ничего…чистая светлая кожа. Но он чувствовал. Чувствовал. Его тело горело, паленый запах забивал ноздри, доходил до самых лёгких.

Наоки закрыл рот ладонью, но это не помогло. Вчерашний ужин оказался на гладких плитках подземки, вместе с водой и желчью. Парень даже не обратил внимая, вжимаясь спиной в прохладную стену. Взмокший от пота, в этой прохладе, он, казалось ощущал даже малейший ветерок. Или ему просто мерещилось. Казалось, сейчас он не здесь. Во сне он видел собственное лицо, решительный взгляд, лезвие черного клинка, многократно усилившуюся боль, и снова заливающий все неестественно яркий свет.

Наоки обнял себя за плечи и неожиданно остро ощутил желание оказаться дома. Плевать на все разногласия. Плевать на все. Это слишком странно. Такого не может быть. Такие сны, такие острые ощущения. Невозможно. Он сходит с ума, верно? Всего лишь игры разума. Завтра, при свете дня, это покажется такой непомерной глупостью, о которой он будет вспоминать со смехом.

Только к утру, почти к восходу ему удалось задремать, и, к величайшему облегчению, больше он не горел. Но перед самым восходом – почему-то это он знал на удивление чётко – в его голове прозвучал до боли знакомый голос.

«Солнце уничтожит меня, но я не умру. Я передам этому ребенку свои знания и свою память. Он продолжит мое дело, он поймет, что это значило для меня на самом деле. Он поймет, почему я мы так отличаемся. Обязательно поймет».

Наутро Наоки никак не мог вспомнить, что же ему снилось, и почему он чувствовал себя настолько разбитым. Даже возвращение домой и грандиозный разнос от родителей ни на что не повлияли. Вопреки обыкновению, он только кивал в ответ на каждое слово и желал только одного: оказаться в своей комнате, желательно предварительно выставив оттуда младших братьев и сестру.

После череды более чем двух недель одинаковых ночей, где он раз разом сгорал в пламени, парень сообщил, что едет в гости к дяде, тому ещё чудаку, верящему в легенду о демонах как в непреложную истину, и уселся в его библиотеке изучать семейные хроники. Оттуда он узнал о Музане Кибуцуджи, демоне, с которым безуспешно сражались поколения охотников и побежденном его родным дедом, Танджиро Камадо.

Наоки никак не мог поверить в происходящее. Выпалив «все это ебаная чушь!», парень вылетел из дома, похоже, в очередной раз обидев дядю, отличающегося слишком уж мягким нравом на его вкус (не иначе как в бабку Незуко). Он упорно отрицал очевидное, желая бороться даже с тем, над чем не имел никакой власти.

Теперь видения преследовали его и днём, смутные, невнятные, забивающие восприятие. Он и раньше в школе не слишком отличался особыми успехами, а теперь и вовсе отношение к нему просело ниже уровня земли. Он видел это по взглядам, по усмешкам, змеящимся по чужим губам, по кажущимся сочувствующими словам.

Это, черт возьми, сводило его с ума. Шепот в голове, непонятные образы, выстраивающиеся в непонятную, ничего не объясняющую картину, алые глаза с узкими зрачками, окровавленные когти, тихий довольный смех, становящийся все более привычным. Почти иллюзорные ощущения объятий, приносящие какой-то покой, словно тебя обнимал родственник, давно брошенный и появившийся так неожиданно, что ты сам ещё не успел осознать его существование или даже роль, которую он играет в твоей жизни.

«Я просто хотел жить», – тонкие губы шевелились, мгновениями обнажая нечеловечески острые клыки. – «Я не имел на это права? Не то, чтобы кому-то было дело, но я так хотел жить. Просто дышать, каждый день, выходить наружу, смотреть на алеющий восход, по мокрой траве босиком. То, что другим давалось легко, мне – лезвиями ножа, каждым вдохом под ребра, часами невообразимой боли последствий необдуманных действий. Я был недостоин? Я всегда хотел знать…почему это настолько нечестно?»

Наоки уничтожали чужие эмоции, змейками под кожу, заменяли собственные желания и ощущения, до такой степени, что он сам терял грань между собой и тем, кому эти эмоции и воспоминания принадлежали, однако, парадоксально, оставаясь собой. Отчётливо осознавая собственное имя и собственную личность, вбирая осколки чужой души, любовно, нежно, заботливо, искренне желая ее понять и осознать причины, толкнувшие ее на столь жестокий путь.

Демон говорил с ним, демон улыбался в его сознании тысячами отражений, демон показывал тысячи вариантов событий, демон горько улыбался, мягко, почти ласково. Как сотню лет назад, умирая, вверяя свою судьбу победившему его герою или его потомку. Фрагменты чужой судьбы, желание быть понятым, желание быть нужным, желание быть услышанным – сменившая все это жгучая ненависть и яркая, такая неестественно безумная надежда. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Услышьте мой голос. Я же здесь, рядом. Я здесь!

Темнота почти всегда закрытой комнаты. Желание не сдаваться до самого конца, обжигающая сильнее тысячи светил ярость. И обволакивающая своей мягкой пустотой тьма, убаюкивающая, влюбленная в душу, готового отдаться ей без остатка. И почти детское.

«Ты меня услышишь?»

Никому нет дела. Хор тысяч голосов, миллионами эхо и отражений. Пересекающиеся отзвуки, создающие иллюзию того, что ты не одинок. Попытка увидеть в кромешном мраке, потому что путь на солнце уже закрыт. Желающий дотянуться до света юноша, обернувшийся жаждущим крови чудовищем. Кто решится осудить?

«Я хотел понять людей. Понять то, что осталось неподвластным при жизни. Я не помнил, но в тот самый момент, когда взошло солнце…»

«…я распался на сотни тысяч осколков.

….я тонул в золотом сиянии.

…я чувствовал себя по-настоящему живым».

Наоки трясло, пока он цеплялся за стену, силясь не упасть от очередного вороха видений, пропитывающих его сознание, сливающихся с ним, насильно вплетающих его душу в их историю. Именно так, а не наоборот. Кажется, в начале прозвучало нечто вроде «ты избран». Парень хотел кричать в голос, он вжимался лбом в холодное стекло, диким взглядом куда-то наружу. Безумие, вишней растворяющее ошмётки души, сливающее насильно два разных сознания.

«Я всего лишь хотел…ты понимаешь, правда?»

Наоки ненавидел себя, ненавидел разрывающие его эмоции, свои, чужие. Он окончательно перестал видеть разницу уже на третью неделю, и это не останавливалось. Желание понять, чужое, но такое искреннее, яркое. Тем более, он действительно понимал. Действительно хотел быть понятым и принятым, в глубине души он всегда ощущал себя лишним, и найдя то, с чем мог войти в резонанс, ощутил себя, путь и на одно мгновение, самым счастливым человеком на свете.

«Прими это. Сделай своим. Я не могу, но ты можешь. Я только тень».

В зеркале чужое лицо, сплетающийся по ночам силуэт с вьющимися черными волосами и алым огнём радужки. Волосы выцветают до серебра, тело изменяется, на нем раскрываются черные оскаленные пасти. Выглядит дико, по-сумасшедшему нереалистично, но, кажется, Наоки уже все равно.

Он признал то, что происходит непреложной истиной. Он действительно отчаянно желал понять то, что хочет сказать ему тот, кто за несколько недель превратился в его отражение. Родители пытались выяснить в чем дело, но, возможно это немного его обижало, так и не спросили ничего напрямую. Возможно если бы хоть кто-то из них обратил внимание, задался целью, так легко он бы не сдался.

Тень обнимала за плечи, шептала на ухо истории о былых временах. Почти о тысячелетии сменяющихся друг за друга поколениях, изменениях, мире, о котором Наоки ничего не знал, мире, который медленно становился его собственным.

«Мое наследие…»

Наоки ощущал, что меняется, медленно и неотвратимо. Каждую ночь шёпот становился все бледнее, все отстраненнее, и сама фигура истончалась. В последние три дня парень заперся в комнате, выходя только на завтрак, а после снова пропадал у себя.

Мать пыталась его разговорить, но он ее игнорировал, и в итоге она сорвалась и пожелала ему сидеть здесь хоть до скончания времён. В этот момент он сидел у зеркала, прислонившись к нему спиной.

Почему-то стало только обиднее и больнее, но, так или иначе, слишком поздно. Наоки чувствовал это, подсознательно ощущал. Превращение вошло в заключительную стадию, и этой ночью он умрет.

Пожалуй, его это немного пугало. Даже тот факт, что возродится он сразу после, не слишком утешал. Однако, даже таким образом, оставалась одна вещь, которую парень отчаянно не желал совершать.
Глубокой ночью он вышел из комнаты, спустился на первый этаж и остановился возле двери, ведущей в спальню родителей. Пальцы уже почти коснулись раздвижной двери, но он отдернул руку в последний момент. Внутри словно по венам текла кислота, а не кровь.

Даже несмотря на то, что они не слишком ладили, убивать он их не хотел, что, к сожалению, было весьма возможным, насколько он понял. Наоки и сам не знал, во что превратится на самом деле, и кто откроет глаза этой ночью буквально через несколько часов. Возможно, когда они встретятся в следующий раз, все изменится, но если сейчас существует выбор, лучше им воспользоваться.

Задняя дверь тихо скрипнула. Ключ парень не стал брать, только притворил ее за собой, и беззвучно скрылся в темноте. Луну скрывали тучи, и с каждым шагом ощущение огня нарастало. До рассвета оставалось достаточно времени. Достаточно, чтобы все завершить. Достаточно, чтобы найти место переждать день.

Решимость и странная горечь сплетались воедино в причудливый узор, расцвечивающий душу. По-своему, это даже казалось забавным. Он не сделал буквально ничего, не отличился, не страдал. Абсолютно ничего. Не то, чтобы его можно было назвать даже достойным.

Но всё-таки...

Если нужен человек, тот, в кого можно поверить. Тот, кто желает вверить ему свои мысли и чувства, свою надежду на что-то эфемерное, пусть Музан-демон сам достаточно нечётко это представлял. Тогда Наоки попробует разобраться вместо него. Одну вещь парень понял абсолютно точно.

Он желает принять это Наследие.
Автор: ..Eva White..
Жанр: Джен
Рейтинг: R