Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

— Луна так красива сегодня, не правда ли?

Ренгоку вынужденно запрокидывает голову, разглядывает убывающий полумесяц и усмехается добродушно, потому что, на самом деле…

Нет? Луна сегодня абсолютно точно не настолько красива, чтобы уделять этому особое внимание, но, возможно, Танджиро просто, как всегда, видит вещи совсем иначе. Его славный мальчик умеет находить красоту в мелочах.

Ренгоку покровительственно хлопает прильнувшего к нему Танджиро по плечу.

— Честно говоря, — искренне отвечает он, — я не вижу в ней ничего особо привлекательного. Но уверен, раз ты видишь в ней что-то, луна и впрямь особенная сегодня!

Танджиро вздыхает и, кажется, почти отчаянно. Он совершает ряд странных действий с неясной целью, Ренгоку следит за ним с мягким любопытством. Танджиро отстраняется от него, цепляет маленькую цилиндрическую пиалу, опустошает её содержимое одним глотком (сакэ; и откуда только юный негодяй умудрился достать целый кувшин?), встаёт на ноги и уверенно шагает к крыше поместья Бабочки, на которую они выбрались поздно ночью, чтобы подышать немного воздухом и расслабиться после ряда особо тяжёлых тренировок. Ловкими, мелкими шагами Танджиро идёт вперёд по карнизу.

— Камадо, мальчик мой, не уверен, что выполнять подобные трюки после выпитого — хорошая идея!

Танджиро замирает. Стойка у него уверенная и правильная, нет ни малейшего шанса, что он запнётся сейчас и рухнет вниз. Если только не…

— Танджиро!

…если только не сместит равновесие сам.

***

Так выглядит отчаяние.

В самом деле, именно так оно и выглядит, Танджиро уверен, потому что хуже ему было всего несколько раз в жизни — когда Ренгоку чуть не покинул мир живых в результате драки с третьей Луной или во время сражения в квартале Красных Фонарей, например. И это говорит о многом.

Боги смеются над ним, и Танджиро, чтобы потешить их лишний раз, заперся бы в комнате и предался безудержным рыданиям, но он не может. Останавливает себя. Нужно быть сильным, смелым, умным, хитрым и, главное, бесконечно храбрым, чтобы одолеть этого противника.

Противника, имя которому «полная неспособность Кёджуро Ренгоку заметить, что у Танджиро чувства к нему».

Танджиро старается, но это трудно, бесконечно трудно. Если бы объектом его воздыханий стала, например, Канао, всё было бы на порядок легче — Танджиро мог бы ухаживать за ней по всем правилам, приносить цветы и сладости, звать на прогулки, больше общаться с ней, ненавязчиво касаться её ладони своей во время личных встреч. Да даже если бы каким-то образом его вкусы извратились так, что он положил бы глаз на Иноске, всё равно это было бы и в половину не так бедово.

Но Ренгоку старше, намного выше по званию, и он его наставник. Но если на всё это Танджиро, на самом деле, не составило бы труда закрыть глаза, то остаётся последнее — Ренгоку, кажется, не увидит чужие чувства, даже если те ударят его с размаху в нос. Для человека столь доброго и открытого по отношению к окружающим, он на удивление плох в том, чтобы замечать чужую симпатию.

Изначально у Танджиро то и дело мелькала грызущая душу мысль о том, что, может быть, Ренгоку всё видит, просто не хочет нарушать доверие, установившееся в их "ученик-учитель" партнёрстве, поэтому делает вид, что ничего не понимает, чтобы не разрушить чужие надежды, но это было… нет. Ренгоку не такой человек. Он не смог бы так долго актёрствовать, притворяясь, что в упор не видит, как Танджиро крутится вокруг него.

Вероятно, Ренгоку просто вызвал бы его на личный разговор и там прямо дал понять, что Танджиро не на что рассчитывать.

Но этого не происходит, поэтому приходится продолжать ходить вокруг да около.

Второе, что по-настоящему беспокоит Танджиро — это то, что, по всем законам подлости, если Ренгоку не замечает ни косых взглядов, ни смущённых улыбок, ни попыток дотронуться до него (и не только когда они играют в салочки для разминки), то для всех остальных его чувства буквально очевидны.

Честное слово, он не удивился бы, если в один из дней ворон принёс весть о том, что Убуяшики-сама хочет провести с ним личную беседу и поговорить о намерениях касательно ныне действующего, но временно находящегося на реабилитации столпа Пламени.

Первой с ним об этом заводит разговор, конечно же, проницательная Шинобу.

В тот день именно она почему-то уводит Танджиро сразу после миссии к себе и помогает ему обрабатывать простенький вывих, полученный вследствие лёгкой неосторожности.

— И как давно? — спрашивает Шинобу со всей свойственной ей прямолинейностью.

Танджиро задумчиво чешет целой рукой бровь.

— Вы про вывих? — уточняет он с недопониманием. — Пару часов назад. Там что-то серьёзное или…

— Я про твои чувства к Кёджуро. Как давно?

Она первая, кто спрашивает об этом, и на пару мгновений у Танджиро возникает противное чувство, будто его собираются отчитать — на что ты надеешься, мальчик, вертясь вокруг столпа? тебе стоит быть благодарным уже за то, что он вообще взял тебя в ученики, и уж точно не наглеть, задумываясь о большем. Его мысленные метания, кажется, ярко отображаются на лице, потому что Шинобу вздыхает и её привычная взгляду улыбка становится едва-едва шире, будто она искренне веселится.

— Я не собираюсь тебя ругать, — успокаивает она, перебинтовывая повреждённую конечность. — Это бессмысленно. Мне всего лишь любопытно.

Танджиро задумывается. Как давно?..

Негласно, ни с кем особо это не согласовывая, он прилип к Ренгоку на время его первоначального восстановления после сражения с Луной. Танджиро и сам чувствовал себя паршиво, но его травмы не шли ни в какое сравнение с тем, как досталось Ренгоку — тот лишился левого глаза, и в первые дни была серьёзная вероятность того, что осложнения могут привести к полной слепоте; к тому же, многочисленные внутренние кровотечения и травмы также могли в любой момент вновь дать о себе знать. “Строгий постельный режим” означало то, что Ренгоку, желательно, вообще не шевелиться и притворяться ветошью.

Танджиро прописался в его палате сразу, как только ему самому разрешили вставать на ноги. Не то чтобы эта чрезмерная активность радовала Шинобу, но как бы его ни пытались заставить покинуть палату Ренгоку, Танджиро снова и снова оказывался там.

В конце концов, проще было принять это, чем пытаться что-то сделать, потому что в последний раз он попросту залез через окно, до смерти перепугав сидящую там какуши.

К тому же, Ренгоку не возражал. Он был единственным, кого вся эта деятельность смешила — и несмотря на то, что улыбался он тогда слабо, едва поднимая уголки губ, а смех был тише утреннего шелеста листвы, Танджиро чувствовал, как что-то обрывается в груди — чувство незнакомое, но приятное.

Возможно, именно тогда.

Возможно, немного позже, когда Ренгоку начал идти на поправку. Танджиро выбирался с ним на улицу, стараясь идти рядом и держаться всегда по левую сторону, не давая собирать все случайно оказавшиеся на пути косяки. Последствием монокулярной слепоты (так это назвала Шинобу) было резкое снижение угла обзора, из-за чего Ренгоку мог случайно впечататься куда-нибудь или неосторожно толкнуть что-нибудь или кого-нибудь.

Острое зрение, развитое у него куда сильнее остальных органов чувств, перестало быть добрым помощником. Даже несмотря на то, что правым глазом Ренгоку по-прежнему прекрасно видел, этого было недостаточно. Кроме того, однажды он и сам между делом, не особо акцентируя на этом внимание, поделился тем, что полностью осознаёт, насколько сильно ослабло его зрение.

— Думаю, теперь я вижу совсем как простой человек.

Танджиро пытался представить себя на его месте: как если бы он вдруг перестал так ярко чувствовать запахи. Одна только мысль об этом была пугающей.

Немногим позже, когда Ренгоку окончательно встал на ноги, они смогли даже несколько раз выйти на тренировочное поле, чтобы размяться. Несмотря на отголоски травм и тёмную повязку, полностью скрывающую левый глаз, Ренгоку по-прежнему был быстрее, сильнее и ловчее. Таджиро казалось, что он не смог бы выбить клинок у него из рук, даже если бы тот сражался полностью вслепую и без руки.

Но возвращаясь к Шинобу.

— Давно, — вздыхает Танджиро. — Мы проводили много времени вместе, и я…

— Ты знаешь, работницы здесь часто принимают заботу об истребителях, которых они выхаживают, за чувство влюблённости. Когда ты проводишь столько времени рядом с человеком, то неизбежно начинаешь чувствовать себя ответственным за его дальнейшую сохранность, — произносит Шинобу довольно резко. — Ренгоку не нуждается в том, чтобы его “охраняли”, ты ведь понимаешь это, Танджиро? И ты ничем не обязан ему. Как и он тебе — ничем, кроме искренней благодарности за то, что ты был рядом в трудную минуту. То, что ты менял ему простыни и кормил с ложечки, не ставит тебя на роль его походной жены.

Танджиро приоткрывает рот, но ему словно весь воздух из лёгких выбили. Какого она о нём мнения?! Будто бы всё это время Танджиро пытался заботиться о Ренгоку только для того, чтобы подобраться поближе! Как Шинобу вообще может… она же знает…

— Я люблю его! — он взрывается, и это не совсем уместно, учитывая то, что перед ним по-прежнему сидит одна из столпов, но едва ли это способно остановить Танджиро сейчас. — Ренгоку-сан, он… я искренне восхищаюсь им, и я… мне бы никогда не пришло в голову, что он обязан мне чем-то! Мне ничего не нужно. Я просто хочу быть рядом, и учиться у него, и…

Что-то большее, но он заминается, не решаясь произнести это вслух.

— Туше, — бросает Шинобу, похлопывая его легонько по ладони. — Всего лишь хочу быть уверена, что это действительно влюблённость, а не иное чувство, которое ты по неопытности принял за неё.

— Я уверен в моих чувствах к нему.

Шинобу долго смотрит своим пустым взглядом, после чего роняет добродушное "ну и дела" и сжимает ладонью плечо Танджиро.

— В таком случае, удачи. Она тебе точно пригодится.

Танджиро провожает её недоумённым взглядом, но Шинобу заканчивает разговор пространным "скоро сам всё поймёшь".

Очевидно, она прекрасно знала, насколько тяжело достучаться до Ренгоку, когда речь касается чувств. Возможно, кто-то до Танджиро уже утыкался в эту неприступную стену? Если да, им стоило бы объединиться разок, чтобы пожаловаться друг другу и прорыдаться.

Следующим, на удивление, оказываются Зеницу и Иноске.

Танджиро прощается с Ренгоку, крепко обнимает его напоследок, обещает вернуться с миссии в целости и сохранности, чтобы они могли вновь продолжить тренировки. Ренгоку треплет его волосы, обнимает так же крепко и желает удачи.

Зеницу и Иноске наблюдают за этой картиной, стоя около ворот.

После они некоторое время идут в полной тишине. Оба его друга погружены в свои мысли, и Танджиро озирается, смотрит то на одного, то на другого, пытаясь понять, что там такое у них в головах. Если молчание Зеницу ещё можно оправдать тем, что кто-то снова умудрился отшить его неосторожным словом, то для Иноске такое поведение совершенно нехарактерно.

— А что случи-...

— Что происходит между тобой и Ренгоку-саном?

— Вы нахрена обжимались там прямо у нас на виду?! Меня чуть не вырвало!

Танджиро теряется.

— Мы не… — он смотрит на Иноске, — "обжимались", просто прощались. В этом ведь ничего странного?

— Твой голос звенел от любви, — вмешивается Зеницу.

— Ты выглядел так, словно готов взобраться на него, словно мартышка на дерево, — поддакивает Иноске. — Если бы там не было нас, уверен, ты так и поступил бы, Кентаро, взял его рожу, — он хватает недовольно пищащего Зеницу за щёки, демонстрируя всё наглядно, — и начал бы мерзко облизывать её.

Танджиро с широко распахнутыми глазами следит за тем, как Иноске тыкается кабаньим носом в лицо раздражённому Зеницу, отбивающемуся от него всеми конечностями.

— Это не выглядело так, — уверенно возражает Танджиро, даже не думая разнимать их. — Мы просто попрощались. Зеницу, разве ты со своим наставником совсем не обмениваешься приятными словами, когда надолго покидаешь его?

Зеницу смотрит на него так, словно Танджиро предложил им пойти и всем вместе сдаться Кибуцуджи.

— Когда я ухожу от него, — Зеницу отпихивает от себя Иноске, напоследок так сильно шлепнув его по кабаньей голове, что та делает оборот на сто восемьдесят градусов. Разозлённый Иноске кричит, но Зеницу его игнорирует, — я благодарю богов за то, что способен двигать конечностями. Обниматься! Да он кормит-то меня через раз! Забывает, что мне нужен отдых, чтобы хотя бы глотнуть воды! Если бы не его прекрасные, чудесные, великолепные жёны…

— Прекращай ныть, слабак! — Иноске даёт ему крепкую затрещину, заставляя Зеницу взвыть. — Тебя нужно драть на тренировках так, чтобы ты забывал, как шевелить языком, и не жаловался на любую хрень!

— Да пошёл ты, кабанья голова!

Танджиро вздыхает.

Он так и думал, что у них с Ренгоку запредельный уровень доверия друг к другу. Да, Зеницу тоже проводит достаточно много времени с бывшим столпом звука, но в те несколько раз, когда Танджиро посчастливилось стать наблюдателем их тренировки, они только и делали, что разрабатывали голосовые связки, пытаясь переорать друг друга.

Вряд ли Зеницу его поймёт.

— Между мной и Ренгоку-саном ничего нет, — произносит Танджиро, и драка за его спиной утихает.

— Но ты…

— Я люблю его, — продолжает он со вздохом, зная, что хотя бы с друзьями может быть искренним. — Очень сильно. Но он просто не замечает, как бы я ни пытался это показать.

— Пойди к нему и скажи об этом! — Иноске фыркает так, будто это проще пареной репы.

— Это так не работает…

— Ещё как работает, придурок!

Танджиро качает головой. Не то чтобы он надеялся, что друзья помогут ему, но, по крайней мере, никто из них не выглядит так, словно признание заставило их как-то пересмотреть свои взгляды на Танджиро. Да, Иноске всю дорогу не унимается, бесконечно спрашивая, что куда и кому суётся, когда «в постели кувыркаются два мужика», а Зеницу не прекращает стенать о том, что тоже хочет, чтобы его обнимали на прощание, прижимая к огромной, мягкой груди, а не выпинывали за порог, но с этим можно смириться.

Ребята не помогли ему советом, но их поддержка, в любом случае, вселила в Танджиро уверенность.

Третий на очереди — Сенджуро.

Несмотря на то, что реабилитация Ренгоку затягивается (что неудивительно, учитывая то, что ему необходимо отчасти заново учиться взаимодействовать с миром, в силу отсутствия левого глаза), в скором времени он начинает всё реже оставаться в поместье Бабочки, предпочитая находиться дома. Танджиро прибегает к нему на тренировки, иногда остаётся на ночь — ему выделяют отдельную комнату.

Отдыхая от тренировок, Танджиро много времени проводит с самым младшим представителем семейства Ренгоку. Сенджуро каждый раз радуется его появлению — у них не такая большая разница в возрасте, и несмотря на разные виды деятельности, им есть о чём поговорить. Время от времени, вопреки всем отговоркам, Танджиро помогает Сенджуро с делами по хозяйству.

Вроде как, ему не трудно, а ребёнку приятно. Учитывая то, что на хрупких мальчишечьих плечах висит забота о таком огромном доме, небольшая помощь с готовкой или уборкой — капля в огромном море.

Когда он не занят, Сенджуро наблюдает за их тренировками. Во время передышек он всегда заботливо приносит кувшин с прохладной водой или что-то, чем можно быстро перекусить, чтобы восполнить силы.

Для Танджиро он тоже кто-то вроде младшего брата. И он уверен, что Сенджуро очень понравилось бы проводить время с Незуко (заплетать ей красивые длинные косы, например, он точно выглядит как кто-то, способный это делать), но, увы, несмотря на слова Ренгоку о том, что он принимает его сестру как настоящую истребительницу демонов, Танджиро не решается пока просить хоть разок взять Незуко с собой.

Одним словом, их отношения почти идеальные. Впрочем, тяжело представить, кем нужно быть, чтобы не сойтись с таким добрым и нежным мальчиком, как Сенджуро.

И потому как он всегда представлялся ребёнком бесконечно скромным, Танджиро совершенно не ждал от него настолько открытого и подлого нападения.

— Ты же любишь моего брата, да, Танджиро-кун.

Они стоят вдвоём на улице в этот момент и моют посуду в большом тазу, наполненном водой. Танджиро чудом умудряется не выронить тарелку из рук. Он потерянно смотрит на Сенджуро.

Тот сразу спешит продолжить:

— Не подумай, что я против! — смущённо выпаливает Сенджуро. — Это чудесно. Я желаю вам обоим всего самого хорошего.

Танджиро до боли обидно его разочаровывать, но он ничего не может поделать — виновато улыбается и усерднее трёт полотенцем вымытые тарелки.

— Спасибо за тёплые слова, но мы не вместе. Ренгоку-сан — мой наставник и… — Танджиро задумывается, но после кивает, словно самому себе, и тепло улыбается, — и близкий друг.

— Но ты…

— Да.

— Но…

Танджиро пожимает плечами.

— Иногда так случается, — он добродушно посмеивается, будто и нет в этом никакой проблемы. — Мне бы не хватило дерзости требовать больше, чем я уже имею. Быть рядом с ним, тренироваться, перенимать его бесценный опыт и наслаждаться простым общением — я был бы дураком, если решил, что этого может быть недостаточно.

— Вы смотрелись очень… гармонично, — Сенджуро понуро глядит вниз, на грязную воду, и Танджиро почти чувствует тяжёлый запах разочарования и дискомфорта. — Я всегда очень беспокоюсь за него. Мне казалось… ах, прости меня за эту глупость… мне казалось, может быть, если ты будешь рядом, это заставит аники действовать осторожнее.

Едва ли хоть что-то способно сдержать пламенный нрав Ренгоку-сана. Танджиро вздыхает.

— Мне жаль, — продолжает Сенджуро, — что аники отказал тебе. Я надеюсь, он ещё изменит своё решение. Он… Он совсем дурак, если не понимает, как хорошо ты подходишь ему!

— Он не отказывал мне.

— Хм?..

— Ренгоку-сан не знает о моих чувствах и, кажется, предпочитает их не замечать.

Сенджуро выглядит немного потерянным.

— Ты не рассказывал ему о них?

— Я пытался всячески намекнуть…

— Но не рассказывал?

Танджиро отрицательно качает головой.

— Тебе стоит рассказать, — мягко, но с полной уверенностью в собственных словах советует Сенджуро.

— Я пытался показать…

— Аники не увидит.

— Но это было довольно очевидно, и…

Сенджуро вздыхает.

— Нет. Пожалуйста, Танджиро, поверь мне! Я так беспокоюсь о вашем счастье.

Боги, ну почему все так уверены, что признаваться в чувствах так просто?! Если бы у Танджиро хватало смелости, он уже давно выложил всё, что тревожит его сердце! Но каждый раз даже от одной мысли об этом немеет язык.

— Точно! — Сенджуро вдруг хватает его за руки. — Если сможешь, поговори с Канроджи-сан! Раньше они с аники были очень близки, уверен, она сможет дать тебе правильный совет! Пожалуйста, обратись к ней за помощью. Ох, точно. Я приготовлю для тебя коробку тайяки. Передай их Канроджи-сан, и она точно не откажет.

Танджиро тоже не смог отказать. Только не глядя в эти огромные, влажные глаза — кажется, стоит ему только намекнуть на отказ, и Сенджуро немедленно пустит слезу.

Вот так он и оказывается в крепкой хватке столпа любви.

Канроджи с удовольствием уминает приготовленных Сенджуро сладких рыбок, выслушивая сбивчивые и смущенные объяснения Танджиро. Реагирует она ожидаемо эмоционально.

— Ученик, влюблённый в наставника! До чего же чудесная история, — Канроджи прикрывает рот ладонями и восхищённо вздыхает. — Ах, Танджиро-кун, я так хорошо понимаю тебя! Так тяжело любить человека, который совсем не видит в тебе любовный интерес…

Танджиро готов поклясться, что она сейчас заплачет. Почему невзаимная любовь у него, а в слезах все остальные?

— Но ладно, не время для тоски! — Канроджи всхлипывает и яростно утирает слёзы. — Сенджуро-тян поступил правильно, послав тебя ко мне. До Ренгоку-сана и вправду почти невозможно достучаться. Ты пробовал приносить ему еду? Это довольно романтично!

Танджиро кивает.

— И тебе нужно почаще касаться его!

Танджиро снова кивает, подливая собеседнице ещё порцию чая с мёдом.

— Мы всегда обнимаемся, когда прощаемся.

Канроджи хихикает.

— А ты видел его обнажённым? — вкрадчиво шепчет она.

Танджиро тушуется немного, цепляется пальцами за аккуратную скатерть.

— Мы ходили в баню вместе…

— И как тебе?

Танджиро прикрывает лицо ладонями. Он точно не собирается говорить об этом. Во-первых, это неприлично — обсуждать с молодой девушкой то, как ты ходишь в баню; во-вторых, Танджиро готов со стыда сгореть от одних только воспоминаний (особенно затрагивающих тот период, когда Ренгоку ещё был довольно слаб, и ему необходима была помощь).

— Тебе нужно проследить за тем, как Ренгоку-сан реагирует на тебя, — со знанием дела уверяет Канроджи. — Шинобу всегда говорит, что, эм… как оно там… а, точно! В делах любовных тело подводит даже самого сильного духом человека.

— Но что мне делать потом? — с лёгким отчаянием уточняет Танджиро. — Даже если… даже если представить… что Ренгоку-сан отреагирует на меня каким-то необычным образом, что мне делать с этой информацией?

— Просто признайся ему!

Танджиро бьётся головой об стол. Канроджи удивлённо и обеспокоенно вскрикивает, замечая, что по деревянной поверхности пошла трещина.

Никто не поможет мне, думает Танджиро. Никто. Он будет страдать от этой любви до конца своих дней. Потом какая-нибудь красивая и смелая девчонка решится на то, на что у него не хватило храбрости, и Танджиро обязательно пригласят на их свадьбу.

Какой ужас.

— Я прислушаюсь к вашему совету, Канроджи-сан, — хрипло бормочет Танджиро, поднимаясь из-за стола. — Спасибо вам больше. Вы мне очень помогли.

Это безнадёжно.

Последствием разговора со столпом любви была череда очень ярких, но ужасно смущающих снов, в которых они с Ренгоку сидели в бане вдвоём, но занимались совсем не тем, чем в подобном месте должны заниматься ученик и его учитель. Сны терзали Танджиро несколько дней, пока их не перебило нечто совсем абсурдное и из ряда вон.

Танджиро зовёт к себе в кабинет Ренгоку-сан. То есть, нет, не его Ренгоку, а Шинджуро Ренгоку — глава семьи, которого Танджиро в самую первую их встречу имел неосторожность весьма болезненно приложить лбом. Времени с тех пор прошло достаточно, и, вроде как, Ренгоку-старший даже успел поменять своё мнение о нём, но всё же Танджиро рядом с ним по-прежнему чувствует себя… неудобно. Немного стыдно. Конечно, когда им выдаётся возможность перекинуться парой слов, он вежлив и приветлив, но всё равно.

Поэтому просьба поговорить лично настораживает. И не зря.

— Так значит, — Ренгоку задумчиво трёт подбородок, сверля Танджиро суровым взглядом, — у тебя виды на моего сына.

Танджиро всё бы отдал, чтобы провалиться под землю. Но, к сожалению, рядом нет демона, чтобы заключить сделку, поэтому приходится терпеть.

— Заметил я, как ты на него смотришь, — честное слово, лучше бы Ренгоку-сан продолжал хмуриться, а не вот так вот ухмыляться. — Я-то думал, его, больного и безглазого, уже и не сплавить никому. Ты, парень, щупловат, конечно, и молоденький больно, и внуков от вас точно не дождёшься. Но башка у тебя крепкая, и по дому ты хорошо справляешься… Да и какая старику разница, кто его сыну койку греет, верно? Главное, что ты славный парень, Танджиро. Считайте, что моё благословение у вас есть.

— Мнвстречмся, — мычит едва слышно Танджиро.

Шинджуро хмурится и качает головой, мол, что ты там сказал.

— Мнвстрчаемся.

— Погромче! — требует Ренгоку. — Проклятье, мальчишка, я слышал, как ты умеешь голосить! Не бурчи себе под нос.

— Мы не в отношениях, — повторяет Танджиро с тяжёлым вздохом. — Простите, если у вас сложилось обратное впечатление. Скорее всего, это исключительно моя вина.

— Как это не в отношениях?!

— Ренгоку-сан не заинтересован…

— Он на один глаз ослеп или на оба? — Шинджуро фыркает недовольно. — Ясно как день, что ты для него самый подходящий вариант!

— Я думаю, Ренгоку-сан просто… не совсем замечает мои чувства к нему, — осторожно поясняет Танджиро. — Из чего я могу сделать вывод, что ему это и вовсе неинтересно. Возможно, вы правы, но даже если я и в самом деле столь хорошо подхожу для него, это ничего не значит, поскольку… как я и сказал, Ренгоку-сан не заинтересован.

Шинджуро убеждённым не выглядит.

— Бред. Не замечает? Даже соседская собака заметила, а он нет?

Танджиро пожимает плечами. Ему бы правда не хотелось говорить, что, возможно соседская собака в этом плане действительно умнее, чем Ренгоку-сан.

— Просто поставь его перед фактом. Парень не отвертится.

— Я не могу так, — Танджиро устало трёт лицо. — Мне бы хотелось, чтобы Ренгоку-сан проявил хоть какое-то понимание, чтобы понял, что я чувствую к нему. Это важно для меня. Я не хочу бросать свои признания в пустоту.

Шинджуро долго смотрит на него тяжёлым взглядом, после чего машет рукой.

— Тогда советуйся с его дружком. Он-то наверняка подскажет тебе больше.

— Которым из?..

— Высоким и белобрысым.

— Узуй-сан?

— Да-да, этот.

Танджиро кивает и раскланивается.

— Хорошо. Спасибо вам. И за… хорошие слова тоже спасибо. Ещё раз простите, что ударил вас в первую встречу!

Во дворе Ренгоку с искренним любопытством спрашивает, что именно понадобилось отцу от Танджиро, и тот, скрипя зубами, отмахивается туманным "поговорить о процессе обучения".

Узуй следующий на очереди. Танджиро идёт к нему, как на эшафот, морально готовый пройти через очередной круг унижений. В гостевой комнате собирается и сам хозяин дома, и три его красавицы жены, и вся компания внимательно выслушивает историю, которую Танджиро передаёт из уст в уста последний месяц.

Вопреки ожиданиям, на смех его не поднимают. Узуй задумчиво чешет щёку здоровой рукой, после чего тянет:

— Да, дела. Не вижу для тебя иного выхода, кроме как блестяще напоить его.

— Напоить? — Танджиро удивлённо хлопает глазами. — Как же я его…

— Проще некуда. Он отлетает с трёх о-тёку. Главное — не перебрать, иначе тебе, малец, придётся тащить на себе его тушу до постели!

— Но чем это поможет? — Танджиро глядит на Узуя с наивным любопытством. — Я не хочу, чтобы признание было сказано в тот момент, когда Ренгоку-сан не в состоянии контролировать свой разум.

— Никто не заставляет тебя признаваться ему! — Узуй дёргает руками… рукой, фыркая. — Конечно, в этом нет никакого смысла — Кёджуро абсолютно бесполезное полено, когда речь заходит о любви. Он, скорее всего, подумает, что ты набиваешься к нему в младшие братья.

Танджиро морщится. Да, он думал об этом, как о возможном результате.

— Послушай, если ты настроен блестяще серьёзно, то будь готов к тому, что это долгий путь. Возможно, бесполезный. Ты должен быть близок к нему…

— Но я и так…

— Ещё ближе! Не цепляйся за него, как слепая мартышка, когда лезешь обниматься. Он должен ощущать твою чувственную любовь, а не обожание, ясно? Трогай его, но не кончиками пальцев едва касаясь ладони. Погладь его по волосам, прижмись к его бедру, когда вы сидите рядом. Будь настойчив, но не навязчив.

— Разве я не нарушу…

— Кёджуро блестяще плевать! Он позволит тебе сделать с ним что угодно, просто поверь мне.

— Что тебе в нём нравится? — мягко вклинивается в разговор Хинацуру. — Нет, только не говори "всё". Его тело, например. Что тебе нравится в нём?

Танджиро растерянно прикусывает губу. Всё?

— Мне… мне нравятся его руки.

— Шикарно, когда их две, да?

Хинацуру, не отвлекаясь на глупую шутку, подходит ближе к Танджиро и берёт его ладонь в свою.

— В первую очередь, он тоже мужчина, как и ты. Всё, что было бы приятно услышать тебе, скорее всего, будет приятно услышать и ему, — доверительно сообщает она, прижимая руку Танджиро к своей щеке и после невесомо касаясь её губами. — Будь ласковым. Делай акцент на вещах, которые тебе особенно сильно нравятся — это должно быть несложно. Прижми его ладонь к себе, скажи, как приятно чувствовать прикосновения его рук.

— Но если это будет выглядеть нелепо… — под прямым взглядом фиолетовых глаз Танджиро отчаянно краснеет.

— Не будет, если ты, как и сказал Тенген, не будешь с этим слишком навязчив. Заставь его сначала привыкнуть к этому, а после — на время прекрати. Посмотри на его реакцию. Дождись, пока ему станет этого не хватать, пока он не потянется за лаской сам, — Хинацуру посмеивается. — Это работает со всеми мужчинам, Танджиро. Кёджуро-сан прошёл через многое, но он всё ещё юноша, как и ты. Мой Тенген, сколько ему?..

— Уже двадцать один.

— Всего двадцать один, — Хинацуру улыбается. — У всех мужчин есть потребности тела. Даже если он предпочитает игнорировать их или не замечать, прямое воздействие на них рано или поздно станет причиной возникновения такого желания, на которое уже нельзя будет закрывать глаза.

У Танджиро так сильно горят щёки, что немудрено задуматься, а не жар ли у него.

— У тебя всё получится, — она отпускает его, возвращаясь назад, поближе к Узую.

Танджиро уходит — сбегает — от них с чувством полного смятения, но, по крайней мере, получив нечто, похожее на совет. Он по-прежнему не очень понимает, как может помочь алкоголь (разве у Ренгоку-сана не должно быть отвращение к выпивке из-за проблем с отцом?..) и как вообще воздействовать на "мужские потребности тела" (до чего же смущающе!), но полагается на волю случая — возможно, стоит просто поверить в то, что всё получится?

Так они оказываются на крыше поместья Бабочки во время передышки между заданиями. Достать на рынке бутылку сакэ — даже не половина проблемы, равно как и поиск повода, чтобы пригласить Ренгоку-сана провести немного времени вместе после тренировки. Сложнее объяснить, зачем в эти посиделки вмешивать алкоголь.

Танджиро вздыхает.

Как же он ненавидит врать.

— Я думал… — он отворачивается, скрывая свою гримасу, — нам стоит… отпраздновать ваше выздоровление…

— Камадо! — Ренгоку звонко смеётся, хлопая его по плечу. — Ты же совсем не умеешь лгать. Я вижу всё по твоему лицу!

Хотелось бы Танджиро, чтобы по его лицу было видно ещё и безграничное желание повернуться и целовать наставника до тех пор, пока они оба не начнут задыхаться. Но, к сожалению, к этим мелочам Ренгоку слеп.

— Ты просто хочешь попробовать его, — Ренгоку кивает на кувшин, — верно? Нет ничего зазорного в любопытстве и желании изучить все грани мира! К тому же, наша жизнь слишком коротка и рискованна, чтобы откладывать всё на потом. И я не только про алкоголь. Надеюсь, мне ещё доведётся увидеть, как ты находишь себе такую же юную красавицу, как и ты, Камадо!

Говорит как старик, а ведь самому едва перевалило за двадцать.

— Мне не нравятся девушки, — выпаливает Танджиро, хотя это абсолютная ложь. Ему нравятся девушки. И Ренгоку-сан. Девушки и Ренгоку-сан.

— Юношу, — без колебаний исправляется тот, не меняясь в лице. Кажется, чужое откровение не вызывает никаких особых эмоций. — Это не так важно, верно, мальчик мой? Смысл не в этом, а в том, чтобы наслаждаться каждым мгновением жизни. Главное помни, что во всём нужно знать меру. Алкоголь может показаться тебе хорошим способом расслабиться, но его влияние может быть по-настоящему опасным, если ты перестанешь видеть границы дозволенного.

— Я всё понимаю, — бормочет Танджиро. — Я не стану…

— Славно! — Ренгоку солнечно улыбается. — Я рад, что ты выбрал меня как компанию. Не беспокойся, даже если ты вдруг немного переберёшь, я никому не расскажу и помогу тебе дойти до кровати.

— Спасибо вам, Ренгоку-сан, — Танджиро смущённо опускает взгляд вниз. — Я тоже рад, что вы со мной. Мне… — собравшись с силами, он осторожно касается ладонью крепкого запястья, — очень нравится проводить с вами время. Вы удивительный человек.

— Брось, Камадо! Не вгоняй меня в краску.

Вкус у сакэ странный, терпкий и резкий, вероятно, с каким-то послевкусием, но Танджиро его слабо ощущает из-за того, как сильно у него горит горло. Да уж, тут бы самому первым не отключиться. Почему-то когда Узуй говорил про три чашки, это не казалось чем-то сложным, но теперь Танджиро не уверен, что сам выдержит столько.

— Как тебе? — заботливо интересуется Ренгоку, разглядывая его раскрасневшееся лицо. — Ты словно только с мороза!

Он смеётся, и Танджиро смущённо толкает его локтем. Ощущения непонятные. У него немного пустеет голова, будто кто-то начал потихоньку вытаскивать из неё мысли, пихая вместо них комки пушистой ваты. Это… не то чтобы неприятно? Определённо расслабляет.

— Вы часто пьёте? — спрашивает Танджиро с интересом.

Ренгоку качает головой.

— Раньше мы иногда собирались с Узуем, но в последнее время не было возможности, сам понимаешь. Я не очень-то люблю выпивку, откровенно говоря. Не самые приятные воспоминания, да и организм мой не так хорошо переносит её.

— Ох… точно, ваш отец… — Танджиро чувствует себя идиотом. Насколько уместно было напоминать об этом подобным предложением?..

— Хей, — Ренгоку кладёт ладонь ему на плечо, встряхивает слегка. — Всё в порядке, мальчик мой.

План “напоить, а дальше действовать по обстоятельствам” проваливается, потому что, в итоге, Танджиро оказывается единственным, кто потихоньку потягивает горький напиток из своей пиалы. Лишь бы только не развязался от алкоголя язык. Он опасно близок к “братской зоне”, как весьма точно выразился Узуй, и нужно действовать аккуратно.

Зато им удаётся поговорить чуть более открыто и откровенно, чем обычно. Во время тренировок обычно не до болтовни, теперь же Танджиро может позволить себе искренне смеяться над чужими забавными историями. Голова у него пустая, но абсурдно тяжёлая, и, в конце концов, он как-то почти неосознанно устраивается у Ренгоку тесно под боком, ложится на его плечо и устремляет взгляд куда-то вверх.

Нельзя признаваться сейчас, напоминает себе Танджиро, пока трётся щекой о плечо Ренгоку.

Но…

— Луна так красива сегодня, не правда ли?

Высоко в небе светит убывающий полумесяц, но Танджиро смотрит не на него. Летние ночи жаркие, душные, и наверняка воротник формы неприятно липнет к коже. Танджиро хочется положить ладонь на шею Ренгоку, забраться пальцами под белую ткань воротника и оттянуть её. Или не пальцами. Зубами тоже было бы неплохо.

Прикосновение вырывает его из мечтательного настроения.

— Честно говоря, — Ренгоку смеётся, — я не вижу в ней ничего особо привлекательного. Но уверен, раз ты видишь в ней что-то, луна и впрямь особенная сегодня!

Снова ничего не понял. Танджиро вздыхает. Как же ему плохо сейчас. Хочется сделать что-нибудь…

Он делает глоток из пиалы для храбрости, поднимается на ноги и подходит к краю крыши. Здесь не очень высоко, если сгруппироваться и правильно приземлиться, то вряд ли случится что-то серьёзное, но… Да впрочем, какая разница. Танджиро наклоняется немного вбок, позволяя своему телу свободно рухнуть вниз.

Но до земли он не долетает.

Ренгоку успевает поймать его, мягко приземляется на обе ноги и обеспокоенно глядит на безмятежное лицо Танджиро. Безупречные рефлексы. Ну как этот человек умудряется быть настолько идеальным?

— Камадо, что на тебя нашло? — Ренгоку всё ещё держит его на руках. — Я почти успел испугаться! Неужели решил повеселить меня фокусами?

— Нет, — Танджиро устраивается поудобнее. Он не слезет с этих рук, даже если полчище демонов… нет, если полчище демонов, то слезет, но только в этом случае. — Я хотел, чтобы вы меня поймали.

Ренгоку выглядит растерянным. Пока он собирается с мыслями, Танджиро обнимает его за шею обеими руками и возвращает голову на плечо. Раз полчища демонов не предвидится в данную секунду, то никакая земная или божественная сила не заставит его поменять положение. Повозившись ещё немного, Танджиро вздыхает, собирает в кулак всю смелость и утыкается в шею Ренгоку. Тот замирает, будто опешив.

Может быть, то подкинутая алкоголем иллюзия, но Танджиро на мгновение ощущает дрожь в крепких ладонях.

— Вы обещали помочь мне добраться до комнаты, — осторожно напоминает он. — Если это не составит труда…

— Я обещал! — Ренгоку приходит в себя, ступая вперёд, даже не пытаясь поставить Танджиро на ноги.

— У вас такие сильные руки, Ренгоку-сан.

— Едва ли! Вот у Гёмея…

Танджиро пихает его носом, прерывая.

— Мне это нравится, — смущённо признаётся он. — Я бы с вас совсем не слезал. Очень… хорошо. И спокойно. Особенно когда вы обнимаете меня.

— Я!.. — Ренгоку прокашливается, крепче сжимает его в своих руках. — Да. Хорошо. Я рад, Танджиро.

Возможно, всё это того стоило. Танджиро не уверен пока, но он точно продолжит работать в этом направлении. Это уже больше, чем всё то, чего он добился за последние месяцы.

У Ренгоку-сана просто нет выбора, кроме как поддаться.

Танджиро решительно настроен добиться того, чтобы его носили на руках (конкретно этих чудесных, заботливых и сильных руках) всю оставшуюся жизнь.