Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Ходит слух, что все люди рождаются с семечком в душе. У кого-то оно больше, у кого-то меньше, у кого-то живо, у кого-то с самого начало мертво и попросту не может дать даже самого мелкого росточка. И таких людей большинство.
Но те, у кого семя сохраняется, могут начать цвести. В прямом смысле этих слов.
Стоит им встретить предназначенного человека, как в душе наступает весна, семечко просыпается от долгой спячки, пускает глубоко в душу свои корни и начинает разрастаться, вырываясь бутонами на волю, расцветая вдоль линий артерий и вен по коже, заплетаясь в легких, бронхах, заключая в клетку из стеблей сердце. Это цветение прекрасно, недолговечно и... смертельно. В народе иногда даже называют это болезнью — Ханахаки. И единственное лекарство от него — взаимная любовь того, по кому цветет человек.
Но Ханахаки — крайне редкое явление. Все же, среди 7,5 миллиардов людей сложно найти именно того, кто предназначен тебе судьбой. Но можно.
Одно единственное пересечение, один лишь взгляд, и все — весна в душе вступает в свои права, давая сигнал семечку: «Цвети!». И человек медленно расцветает, иногда даже не зная по кому.
Болезнь кажется романтичной и печальной, ее тема крайне популярна в искусстве. Но мало кто своими глазами видел, как это, когда цветет человек.

В свое время Тенген много про нее читал на различных форумах и сайтах, покупал книги и сборники картин... Эта тема завораживала, будоражила сердце, бередила душу. Он был уверен, его семя живо, и когда-нибудь расцветет. Интересно только, какими будут цветы. И по кому он будет цвести. Каким будет этот человек?
В старшей школе он засыпал и просыпался с этой мыслью, пытался заглянуть в свою душу, не пустило ли там семечко корешок? Даже самый маленький...

Поступление в университет искусств — еще одна ступень к тому, к чему он стремится — увековечивать прекрасное и яркое в картинах. Он хочет написать свою работу, запечатлеть свое цветение, но то все никак не приходит.
Тенген видит мир по-своему, не так как остальные. Для него все вокруг сияет яркими красками, переливается палитрой невероятных цветов. Но все нет и нет этого человека, самого яркого, по которому будет цвести душа, кто запустит цепь реакций где-то там, внутри него...
Где же ты?...

****

Начало четвертого курса знаменуется легким покалыванием в районе солнечного сплетения и желтой макушкой на пару рядов впереди на первой лекции по «Истории искусств». В соломенных прядях путаются лучи весеннего солнца, отражаясь в ярких волосах золотистыми бликами, и Тенген попросту не может сосредоточиться на речи преподавателя.
Кеджуро пихает товарища в бок, хихикая на ухо:
— Ты сейчас дыру в том парнишке своим взглядом прожжешь!
Но Узуй от своего занятия не отрывается, задумчиво крутя карандаш в руке. А когда объект наблюдения неожиданно поворачивается и пересекается с ним взглядом, роняет его из рук. Карандаш стукается об стол как в замедленной съемке, а глаза цвета гречишного меда словно бы смотрят в душу и жжение неожиданно усиливается.
Через несколько дней в локтевой ямке распускается первый маленький одуванчик.

****

Одуванчики... Одуванчики...
Он цветет, цветет ими, как лужайка ранней весной. Цветы прорывают кожу болезненно и пока распускаются только вдоль запястий жёлтым пушистым узором. Бутончики пахнут сладко, маняще, и Тенген с любовью гладит нежные махровые головки, взращивает их на своем теле, чтобы потом сломить аккуратно и сложить к основному букету, когда стебель становится слишком длинным. Ладони перепачканы их соком, что остается на коже коричневыми пятнами и желтой акриловой краской.
У этих цветов есть необычное свойство — они не увядают, даже если их сорвать. Скорее всего до момента смерти своего носителя.
У него в комнате уже несколько банок пушистых одуванчиков, и их цветы радуют глаз.
Вот только их причина никак ему не дается.
Мелкий студент, первокурсник вообще другого факультета, музыкального, а не художественного, сбегает от Узуя как от огня, едва его завидев на горизонте.
Они общались нормально всего лишь раз, когда старшекурсник сидел на заднем дворе и тренировался плести венок из обычных, полевых одуванчиков, чтобы потом сделать такой из своих собственных. Не выходило ни черта, цветы разваливались и никак не хотели держаться вместе.
— Ты неправильно заворачиваешь стебель... — тихий, высокий, почти мальчишеский голос раздался у самого уха, и его обладатель почти сразу же отскочил в сторону. За спиной у него был чехол с гитарой, гриф который высоко нависал над желтой макушкой.
Парнишка присел на траву рядом, сорвал несколько стеблей и принялся показывать. Тенген не знал, куда направлять взгляд: на объяснения, или же на предмет своего цветения.
А минут через пять тот внезапно вскочил, схватил свою гитару и убежал. И был таков.
С тех пор Тенген никак не может его уловить, злится, но все так же лелеет цветы на своих запястьях. Ему интересно узнать этого парнишку, ему интересно пообщаться, ему хочется быть рядом.
Взаимная любовь остановит цветение, но главная цель Тенгена уже достигнута — он нашел того, кто ему нужен, а картина уже завершена в его мыслях.
Он ласково наблюдает из окна за тем, как желтоволосый парнишка, и сам чем-то напоминающий одуванчик, с друзьями уходит из института после пар. И рисует его портреты на лекциях.
Ренгоку рядом вздыхает и молча хлопает друга по плечу, пытаясь подбодрить.

****
У Зеницу в жизни все не слава богу. Он — извечный магнит для всевозможных неприятностей и неудач. И единственное его спасение — гитара. Ее он знает на зубок от самой верхушки грифа и до кончика каждой аккуратно собственноручно натянутой струны.
И свое поступление в университет искусств он считает отнюдь не чудом, а вполне себе разумеющейся вещью, несмотря на насмешки брата.
Кайгаку всегда обливает его колкими замечаниями словно из ушата, градом сыплет обидами, и Зеницу уже почти к этому привык.
Но самый пик его насмешек и издевок произошел, когда Кайгаку заболел Ханахаки. И пускай, свою судьбу тот обнаружил и приручил быстро, но за месяц Зеницу успел наслышаться и насмотреться всякого.
— Уверен, на тебе если и распустится, то какой-либо сорняк. Невозможно, чтобы такого рохлю как ты судьба связала с нормальным человеком. — и все эти слова под резкие обрывания стебельков лаванды с груди. Кайгаку лишь вид делает, что ненавидит объект своего цветения и нарочито жестоко срывает растения, но позже аккуратно собирает стебельки в ладони и несет в свою комнату, пока никто не видит, и складывает в маленькую коробочку.
Зеницу подглядел за этим его занятием как-то раз, и долго не мог прийти в себя, после того, как увидел улыбку брата.
Тот нежно, одними подушечками пальцев гладил мелкие цветочки, а вокруг витал легкий успокаивающий запах лаванды.

Паренек боится семечка в своей душе и почти согласен со словами брата. Его, такого недотепу, ну кто полюбить может? Кому он такой сдался? И кого только приставит к нему судьба?
А может, его семечко и вовсе мертво, и он может жить спокойно?

Но где-то там, на задворках сознания, Агацума надеется, что это не так, и что цвести он если и будет, то красиво, ярко, подстать тому самому человеку...
Но все это — лишь мысли, которые Зеницу пихает, пихает подальше, лишь бы не думать и не надеяться лишний раз.

****

Без Иноске и Танджиро тяжело, непривычно, неуютно. Поступление разделило их, раскидало по разным частям города. Но, с другой стороны, хорошо хоть не по разным частям страны.

Первая лекция смешанная, на ней присутствуют студенты совершенно разных курсов и факультетов, просто те, кто выбрали данный цикл.
Преподаватель что-то бубнит себе под нос, и Зеницу почти засыпает, но неловкое ощущение, какой-то зуд между лопаток, не дает никак покоя. Слегка обернувшись, парнишка буквально натыкается на внимательный алый взгляд, и тут же отворачивается, когда в тишине мирно сопящей аудитории набатом разносится стук падающего карандаша.
— Узуй, опять мешаешь проводить лекции?
— Простите, профессор. — голос того парня разносится по залу, и в сердце Зеницу словно наступает буря.

****
Инициатором их встречи становится Зеницу, который просто из интереса подкрался посмотреть, что же тот странный старшекурсник делает на заднем дворе универа. Тенген с маниакальным упорством пытался сплести венок из одуванчиков, но у того никак не выходило.
Несмотря на странное жжение и щекотку где-то в груди, возникающую каждый раз, когда Зеницу задумывался об этом парне, Агацума все же решил подойти и помочь.
— Ты неправильно заворачиваешь стебель...
Но долго просидеть на месте не удалось. В груди пекло, словно бы там распустилось ярким пламенем собственное солнце, и теперь обжигало своими лучами внутренности, желая спалить дотла вместе с его крохотной жалкой душонкой. Вскочив и даже не попрощавшись, он унесся поскорее прочь, к себе домой. А на утро обнаружил в ямках над ключицами первые нераскрывшиеся бутоны.

****
Цветы герберы распускаются на его груди оплетая ключицы, заползая на плечи. Цветастые головки невероятно подходят своей причине, и каждый раз, когда Тенген на него смотрит, трепещут под широкой толстовкой, стремясь вырваться через ворот наружу.
У Зеницу дома есть маленький секатор, которым он каждую неделю обрезает стебли, прекрасно зная, что за выходные вылезут новые бутоны.
Он стоит у зеркала с оголенным верхом и любуется цветами, поглаживая нежные яркие лепестки и думая о том, что не прав был Кайгаку, и судьбой ему предназначен уж очень прекрасный человек.
Узуй Тенген яркий, шумный, центр всеобщего внимания на своем факультете и к тому же невероятно талантливый. Его работы занимают почетное место в университетском музее, и Зеницу тайком пробирается туда, чтобы ими полюбоваться.
Почему тайком?
Да потому, как с недавнего времени этот яркий человек словно бы открыл на него охоту.
Зеницу сам себе противоречит. Он не хочет умирать, хотя чувствует, что еще немного и корешки цветов доберутся до легких, но так же не желает беспокоить своими чувствами, пускай и смертельно опасными, настолько популярную личность.
Судьба, наверное, ошиблась, определив ему в предназначение такого яркого человека, и Зеницу, тихо перебирая струны, сидя на крыше университета думает, что он Тенгена не достоин. А под музыку дрожат в ямках над его ключицами герберы.
Убегать от Тенгена выходит с трудом, а гитара за спиной мешается, легонько хлопая по ягодицам, но пока что ему удается и вполне успешно.
Запыхавшись, он позволяет себе немного выдохнуть у автоматов с напитками в самом дальнем конце института, и тут на плечо ложится чья-то ладонь, задевая через ткань тонкий нежный стебель. Зеницу больно и он выкручивается из захвата, но его тут же перехватывают за запястье, а внимательный алый взгляд изучающе бегает по его лицу, и, замечая выступившие слезы, Тенген аккуратно стирает их своей ладонью.
—Прости, Одуванчик, не хотел тебе сделать больно.
И так же крепко сжимая чужую руку, тот опускает в автомат несколько монеток и достает коробочку клубничного молока:
— Держи, в качестве извинения.
Парнишка расфокусированно смотрит сначала на Тенгена, затем на протянутый ему напиток, и в его голове скачет бешеным кроликом единственная мысль:
«Как он меня назвал? «Одуванчик»?»

****
Тенген силой втащил этого мальчишку в свой круг общения, невзирая на его слабые робкие фальшивые попытки сопротивления. Он садился рядом на совместных лекциях, таскал за собой на обеды.
Одуванчики тихонько трепетали под рукавами толстовки, щекоча своими тоненькими лепестками кожу, когда Зеницу был рядом.

— Эй, — шепотом обращается к нему Ренгоку на одной из лекций, — Ты еще ему не рассказал?
Узуй сначала непонимающе на него глядит, явно оторванный от своих каких-то мыслей, а затем улыбается широко и так же шепотом отвечает:
— О том, что я по нему цвету? Пока нет. Еще не все готово. — и радостно ухмыляется.
Ренгоку вопросительно заламывает бровь, но ответа на свой немой вопрос так и не получает, а Тенген опять начинает приставать к рядом с ним сидящему желтоволосому первокурснику.
В своей душе, будто на фотопленку, Узуй сохраняет все мельчайшие, но такие важные для него моменты.
Вот Зеницу впервые, слегка покраснев, обращается к нему по имени, а вот первым подходит в коридоре, чтобы поздороваться. Вот он первый раз улыбается открыто, смотря прямиком в его глаза, заставляя что-то в груди трепетать и буквально чувствовать, как прорастают на руках, поднимаясь выше, новые одуванчики. А вот он впервые заливисто, заразительно смеется над его шуткой, открыто, не стараясь скрыть своих эмоций. А вот он ноет перед первым тестом по сольфеджио и цветы на запястьях тихонько волнительно шелестят, словно бы волнуясь за свою причину, а вот бежит счастливый и показывает оценку отл. на листочке.
Зеницу ведет порой себя так по-детски, и все эти маленькие крупинки его эмоций Тенген бережно коллекционирует и складывает у своего сердца, желая сохранить в своей памяти навечно.

****

Но вот заканчивается весна и наступает лето.
В классе музыки почти что жарко, да и пару сегодня отменили.
Зеницу сидит наедине со своей гитарой, настраивает струны на правильное звучание, играет, перебирая аккорды. Бой выходит легко, а мелодия — словно продолжение его души.
Он играет и думает о Тенгене, а под мелодию собственного сочинения мерно покачиваются в такт под кофтой бутончики герберы, шелестя лепестками о мягкую ткань.
Но тут в кабинет врывается, громко хлопнув дверью, предмет его дум. Гитара замолкает с громким жалобным «трунь», когда ее вырывают из рук владельца (предельно аккуратно, ведь Тенгену известно, насколько та дорога Зеницу), а самого первокурсника хватают за запястье, утягивая из кабинета прочь.
— Куда мы...
— Закончил! Я закончил! Ярко! Наконец! Ты должен это увидеть! Первым!
Они несутся по бесконечным коридорам, лестницам, ловя изумленные взгляды других студентов. У Зеницу сердце предательски заходится сбивчивым ритмом, то ли от быстрого бега, то ли в предвкушении чего-то... он и сам не знает чего.
И вот Тенген останавливается перед дверью в небольшую комнатку — его мастерскую на время подготовки к скорой выставке. Он резко ее открывает и затаскивает ничуть не сопротивляющегося, а скорее хвостом болтающегося парнишку внутрь и запирает на замок.
В комнате... «творческий беспорядок», как любил выражаться один светловолосый алоглазый старшекурсник.
На полу стоят банки с красками, по-больше, по-меньше, валяются палитры, измазанные различными сочетаниями цветов, кисти, всевозможных форм и размеров, повсюду полки с какими-то скляночками, папками, бумагами, местами разбросаны... венки из одуванчиков?
А у дальней стены, что ближе к окну, стоит холст. Большой, почти в человеческий рост.
Тенген тянет парнишку за руку к нему, толкает Зеницу немного вперед и таинственно шепчет:
— Смотри.
А Зеницу почти с самого первого взгляда оторваться не может. На картине изображен... он сам?
И ведь и вправду, Тенген нарисовал его, мирно плетущего венок из одуванчиков, в окружении тех же самых цветов. Картина буквально переполнена солнечным желтым цветом, и она такая яркая, что Зеницу минут пять не может оторвать взгляда, рассматривая мельчайшие прописанные детали.
И только потом его взгляд обращается к правому нижнему углу картины.

Узуй Тенген
«Мое цветение» 20**год

Название эхом проносится в голове, кружась среди пустых сейчас извилин как на американских горках, но мысль о том, чтобы подавить проснувшуюся надежду не успевает прийти: сильные руки обнимают сзади сцепляясь в замок на его талии.
— Я по тебе цвету, Одуванчик, — тихий шепот переворачивает все внутри с ног на голову, и Зеницу не может пошевелиться, даже вздохнуть глубже и то не в силах. А затем Тенген, все так же не размыкая объятий, закатывает рукава своей толстовки, оголяя предплечья и демонстрируя словно громом пораженному Зеницу россыпь пушистых сладко пахнущих цветочков, пробивающихся сквозь кожу.
Молчание затягивается на несколько минут, а когда парнишка порывается расцепить руки на своей талии, у Тенгена внутри все обрывается.
Его отвергают? Не признают своей судьбой? Почему же?
Но Зеницу поворачивается, ловит почти отчаянный взор и притупляет свой.
А затем, под уже удивленный взгляд Тенгена стягивает через голову кофту.

Зеницу... и сам похож на какую-то необычную картину. Разномастные цветы герберы распускаются у него на плечах, ключицах, украшая его хрупкое худое тело причудливым узором.

У Агацумы краснеют даже уши, когда он наконец выдавливает из себя:
—Я... тоже... цвету по тебе...

Тенген сглатывает и тянется руками к ключицам Зеницу, на что тот зажмуривается. Старшекурсник нежно прикасается к цветку, но тот опадает, едва Тенген успевает коснуться. А на его месте на коже не остается даже шрама от стебля — лишь маленькая татуировка в форме красного цветка герберы. Тогда он кладет руки парнишке на шею и проводит вниз по горячей тонкой коже, большими пальцами касаясь ключиц. Растения с тихим шелестом падают на пол, а на плечах и груди у мальчишки остаются разноцветные татуировки в форме цветов: желтые, рыжие, красные, лиловые. В форме его цветов.

Тогда Зеницу повторяет его действия, аккуратно обхватывая ладонями чужое запястье и ведя вверх по предплечью почти до плеча. Его тонкие аккуратные музыкальные пальчики едва успевают коснуться мягких одуванчиков, как те опадают на пол, оставляя после себя на коже контуры пушистых цветочков, выведенные коричневатой краской, словно бы эти одуванчики своим же соком их и нарисовали.
Повторив то же действие со второй рукой, Зеницу останавливается, не решаясь сделать последний шаг и обнять свою причину.
Узуй ловит его неуверенный, паникующий взгляд, берет Зеницу за его тонкое запястье и притягивает ближе, обнимая, и получая такие же трепетные и нежные объятия в ответ. Он утыкается носом в солнечную макушку, глубоко вдыхает и тихо смеется — после весны на душе наступило лето.