Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Глициния. Она окружает его дом. Раньше это была защита, но теперь... Ее нужно сжечь. Всю, абсолютно. Но он не может.

Теперь ему стало не сложно дышать, как раньше, он не кашляет каждую минуту, он не умирает медленно от неизлечимой болезни. Он, кажется, снова может видеть.

Но глициния. Раньше он наслаждался ее видом. А сейчас такой приятный аромат цветка захватывает абсолютно все тело, проникает в кровь, в самое сердце, в легкие. Конечности немеют. Он цепляется дрожащими пальцами за кимоно на груди — он снова не может дышать. Он только избавился от болезни, только ухватился за единственный шанс выжить. Но не по своей воле, поэтому и пришел в заросли глицинии у дома. Да, он получил шанс выжить. И теперь он хочет умереть.

Колени подгибаются, и он тяжело оседает на землю. Он почти рвет одежду, судорожно хватаясь за нее онемевшими пальцами и снова заходится кашлем. Воздух, воздух, пожалуйста. Хоть немного.

Он хотел умереть. Он все еще хотел этого. Он не хотел причинять боль людям, не хотел убивать их ради того, чтобы выжить. И кровь всегда вызывала у него отвращение. Но он не думал, что эта смерть будет настолько мучительно-медленной. И такой... Сладкой на вкус. Наполненной ароматом глицинии.

Он был уверен, что умрет быстро, но не получилось. Что-то пошло не так. Как-то так получилось, что теперь он готов молится о том, чтобы это прекратилось. Каким угодно способом, желательно смертью. Но сейчас он готов даже выжить, готов сделать что угодно, лишь бы прекратить это.

По его щекам текут слезы. У него даже нет сил подумать о том, когда он в последний раз плакал. Он не может думать ни о чем, кроме болезненного удушья. И такого сладкого запаха глицинии.

Внезапно он чувствует еще что-то. Жар совсем рядом с собой. И что-то, от чего становится дышать еще сложнее и больнее. Он кашляет снова, задыхаясь сильнее от горького дыма. Около него что-то горит. «Вот бы это была глициния».

Его молитвы, кажется, были услышаны. Его глаза, перед которыми пылает ярко-алое, расплывчатое от слез зарево, медленно закрываются. Он уже ничего не чувствует. Он не может думать ни о чем почти. Сил на это просто нет. «Я наконец-то умер?»

***

— Кагая!

Его веки еле заметно подрагивают, он пытается открыть глаза. Его зовет такой знакомый голос. Он чувствует, что лежит на чем-то мягком, укрытый, вероятно, одеялом. Он, кажется, жив.

Он помнит, что теперь может видеть. Что теперь он не человек. Он превратился в того, против кого боролся всю свою жизнь. Да, теперь он будет жить. И он сможет быть с тем, кого любит. Он не хочет этого, было бы гораздо лучше если бы он умер тогда.

— Кагая, прошу...

Его неестественно холодной руки касаются такие же ледяные губы. Раньше его руки были постоянно горячими, сухими, а чужие губы старались их охладить. Теперь они одинаковой температуры. Они теперь оба одинаковые.

— Кагая, я лез в горящую глицинию не для того, чтобы ты умер.

Он открывает глаза. Поднимает руки и слегка трет слипшиеся рестницы, потом привстает на локтях и садится. Оглядывает комнату и останавливает глаза на том, кто рядом.

— Мудзан..?

— Ты можешь видеть? — он выглядит необычно взволнованным. Кибутсуджи всегда спокоен, а если и дает волю эмоциям, то только гневу. Точно не волнению. И он абсолютно точне не...

— Мудзан, ты плачешь?

Тот качает головой и прячет лицо в ладони, пряча покрасневшие глаза. Его вьющиеся темные волосы падают на лицо и рука Кагаи словно сама тянется к ним, заправляя за ухо. Он садится чуть ближе и берет чужие ладони в свои, отнимая их от заплаканного лица. Он кончиками пальцев собирает слезы с щек Мудзана, двигается еще ближе и мягко целует скулы.

— Ты теперь здоров, да? У меня же все получилось? — Кибутсуджи счастливо улыбается. Конечно, он никому не показывает свои эмоции. Ах да, извините, поправочка: никому, кроме Кагаи.

— Да, — бывший глава охотников улыбается с капелькой грусти в глазах. — Ты хотел сделать меня демоном. У тебя это получилось, хоть я и был против.

— Так будет лучше, обещаю.

— Я верю тебе Мудзан. Но сомневаюсь, что ты прав.

— Я сделаю все, чтобы действительно стало лучше.

Кагая качает головой, с такой же чуть грустной улыбкой. Он рад, что теперь Мудзан счастлив.

— Я могу тебя поцеловать? — Кибутсуджи притягивает к себе Кагаю, аккуратно поглаживая его щеку.

— Теперь сколько захочешь.

***

Первые несколько дней все было нормально. Кагая надеялся, что все и дальше будет точно также. Ему теперь нельзя выходить на улицу днем, но несмотря на это он чувствует себя неплохо. В теле нет той слабости, что была раньше. И Мудзан теперь рядом почти постоянно.

А потом его охватывает странное, сначала почти незаметное чувство. Ему чего-то не хватает. Сначала ему кажется, что он просто слегка заскучал. Потом это ощущение становится все более навязчивым, все более сильным. Голод.

Ему нужно поесть.

Он отрицает это. Нет, ему не нужно. Он же теперь демон, он не ест. Демоны едят мясо людей, он... Он не может хотеть этого. Нет, нет, нет, нет он не станет этого делать.

Еще через несколько дней его начинает тошнить из-за постоянного чувство голода. Он не может думать ни о чем больше. Ему нужно поесть, хоть чего-нибудь.

Он пытается есть человеческую еду. Выходит вечером в квартал, наполненный маленькими ресторанами, берет несколько онигири. Он так любил их, разве нет? Он откусывает немного, а потом сбегает обратно в дом, роняя их в пыль. Он даже не может их прожевать. А еще он боится, что может набросится на кого-нибудь из людей на улице.

***

— Кагая, тебе нужно поесть.

Он мотает головой. Мудзан садится рядом, берет его ладони в свои и тепло смотрит в глаза напротив.

— Я знаю, что тебе сложно. Но нужно просто попробовать и ты поймешь, что это не так уж и неприятно.

— Я не хочу пробовать, — у него дрожат руки и он сжимает их в кулаки. — Я боюсь понимать, что это не неприятно. Я боюсь, что мне это покажется вкусным.

Мудзан уходит, напоследок оставив легкий поцелуй у него на лбу, и возвращается через полчаса с небольшим подносом. На нем тарелка с несколькими кусочками тонко порезанного, но сырого мяса и стакан воды. От запаха крови рот Кагаи наполняется слюной, но он сразу же мотает головой и прижимает ладонь к нижней части лица.

— Я не буду.

Кибутсуджи ставит поднос прямо около него, а потом протягивает руки и берет чужие ладони в свои. Аккуратно поглаживает кожу, такую необычно холодную теперь. Оставляет на костяшках пальцев мягкие поцелуи, словно не замечая, как они дрожат.

— Поешь, пожалуйста. Если будешь быстро глотать и запивать водой почти не почувствуешь вкуса.

— Точно?

Мудзан кивает и с легкой улыбкой следит за тем, как Кагая берет в руки палочки. Медленно кладет в рот один кусочек мяса, с трудом начинает жевать, глотает. На вкус не так уж и плохо... Нет, нет, не думай об этом! Кагая судорожно сжимает в пальцах палочки, случайно сломав их. Он забывает о своей силе. Раньше он был слаб и ему не нужно было себя контролировать но теперь так нельзя. Он силен, слишком даже.

— Я сейчас принесу другие, — Мудзан встает, забирая из него рук сломанные палочки, и выходит из комнаты.

Кагая смотрит на тарелку с мясом. Один единственный кусочек только усилил голод, особенно после осознания того, что это мясо, пусть даже сырое, мало чем отличается от того, что он ел раньше. Он чувствует отвращение к самому себе. Он не должен этого хотеть.

Он дрожащими пальцами берет с тарелки еще кусочек и ест. Потом хватает тарелку и берет остальное, глотая куски почти не жуя. Это прогоняло чувство голода, но вызывало ужасное желание попробовать еще. Снова, снова. Людское мясо не такое уж и мерзкое на вкус, как он думал.

Когда Мудзан заходит в комнату через несколько минут он видит Кагаю с тарелкой в руках. По его пальцам и губам течет кровь, и в глазах горит что-то странное, но такое... Знакомое? Он видел это у других демонов, после того, как они в первый раз пробовали человечину.

Кагае понравилось.