Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Кагая пытается сосредоточиться на учебниках и чертовой тригонометрии, но мысли, как тараканы из под тапка, разбегаются в разные стороны. В основном - на улицу, где небо пасмурное, тяжелое, предгрозовое. Ему туда нельзя. Правильные мальчики должны сидеть за уроками, пока кровь из глаз не польется, или пока чертов тангенс не обретет свое значение. Первое произойдет быстрее, а еще Убуяшики и сам бы рад найти свое значение, причем желательно не из суммы чужих родных красных глаз и шелковых даже на вид волнистых волос.
Он в остервенении выписывает формулы, но это не помогает решить ни одно из уравнений, не помогает найти ни изрядно поддоставший икс, ни не менее осточертевшего себя. Кагая готов разрыдаться.
- Ты слишком правильный, Кагая-тян.
Персональный ад, не хуже разрывающего легкие ночного кашля, смотрит кровавыми глазами и надменно улыбается. Ну конечно, это не ему нужно ночами учиться, потому что бессонница, а результат последнего теста девяносто девять баллов. Это не его ненавидит полшколы, потому что заучка, слишком правильный, и вообще на всех плюет. Это не его рвет кровью после малейшей физической нагрузки. Вот и улыбается - с неожиданной злостью думает Кагая. На фривольное обращение по имени он не обращает внимание, ибо это автоматически поставит равно перед ложными надеждами.
- Не правильный. Ответственный просто, - неожиданно возражает, подняв взгляд и сняв очки. Смотреть на Мудзана не хотелось, на черно-белое пятно - вполне приемлемо. Плюс-минус терпимо.
Плохое зрение не дает увидеть, но Убуяшики прекрасно знает какое злое выражение сейчас на лице у Кибуцуджи, который не привык, чтобы ему перечили. Стоящий рядом Аказа дергается было, чтобы оставить на бесячей морде пару синяков, но его руку перехватывают. Мудзан качает головой, и утаскивает приятеля за стеллажи - курить. Кагая собирает учебники. Он бы еще остался, но с его здоровьем сигаретный дым - прямая дорога в скорую, а выглядеть настолько никчемным перед Кибуцуджи не хочется. А еще не хочется думать, почему Мудзан не дал его ударить.
И только на крыльце Убуяшики вспоминает, что забыл очки в библиотеке. Пестрое, пахнущее дешевыми духами пятно привычно маячит где-то на периферии зрения. Кагая не хочет останавливаться, но Умэ хватает его за руку. Ему ужасно не хочется верить, что он для нее - лишь потенциальный богатый жених, а отец говорит - чего еще ждать от дочери «ночной бабочки». Он, правда, тогда еще резче выразился, но Убуяшики не может даже мысленно оскорбить человека. Особенно Умэ. Она хотя бы улыбается ему, пусть и фальшиво насквозь.
Девушка привычно провожает его до ворот школы, и только тогда Кагая вспоминает, что водителя за ним сегодня не пришлют. Сам он не дойдет, это выше его сил, в кошельке такая же пустота, как и в сердце, а друзей, которые могли бы взять к себе, или хотя бы одолжить денег, у него нет.
Раздраженный вздох Умэ отлично выражает его внутреннее состояние. Долго сдерживаемый мятежный дух подсказывает самое простое решение проблемы, привычки идеального ребенка искажают подступившие к губам слова.
- Шабана-сан, не могла бы ты одолжить мне тысячу йен? Я верну.
- Сама на мели, - безразлично отвечает она. - Зарплату задержали, мрази.
Дождь начинается неожиданно. Кагая даже не сразу понимает, что у него на щеках не слезы, а всего лишь дождевые капли. Зонта у него нет, промокать не хочется, потому что болезнь усилится, отец перестанет верить, что он просто устал, такой никчемный. Да кто устает от такого, подумаешь учеба-кружки-репетиторы двадцать пять на восемь.
- Так и будешь стоять? Не советую, дождь усиливается, - Умэ (Кагая абсолютно уверен, в ее улыбке сто процентов насмешки) снова берет его за руку.
Убуяшики сам не знает, что его дернуло, но ее приглашение «Я недалеко живу, брат против не будет, а так ты простынешь» он принял.
Дешевый чай, которым Шабана его отпаивала, несколько теплых пледов и включенный обогреватель сделали свое дело, его не трясло, и горло не драло кашлем.
Брат Умэ, Гютаро, долго рассматривает его, оценивающе, безразлично. Он понимает, что неожиданный гость вреда его сестре не причинит. Слишком уж слаб. Убуяшики даже ходит-то медленно, с трудом, зато Умэ рядом с ним почти улыбается, хрен его знает впервые за сколько лет, а за это можно многое простить.
Кагая говорит с Умэ, впервые не скрывая ни одной из своих нерешенных задач - ни отношений с отцом, ни попыток найти свой смысл, ни любви к недостижимо-далекому. Просто потому, что потом такой возможности не будет. Его жизнь стремится к нулю, и он это очень четко осознает. Умэ тоже, и это почему-то кажется гораздо большей проблемой, чем скорое знакомство со смертью.
Когда Убуяшики возвращается домой, отец злится. Кагая даже не слушает оскорбления в сторону Умэ. Он уже поставил знак тождества между ее именем и таким расплывчатым, параллельным его жизни понятием «друг», а значит… Значит он будет с ней общаться и дальше. Последнее он нечаянно говорит вслух, и ему запрещают выходить из комнаты неделю.
После выясняется, что пока Кагая сидел взаперти, отец подыскал ему невесту, и он должен будет жениться, когда закончит университет. До этого момента он не доживет. Он это знает наизусть, как таблицу золотых углов. Эта Аманэ - хорошая девушка, наверное, и ему совсем не хотелось ставить крест на ее жизни, но болезнь неумолима. Ему осталось не больше трех лет, так сказал врач.
Чтобы войти в класс Умэ Убуяшики собирает в кулак всю храбрость, и не только потому, что он не хочет говорить с ней о произошедшем. Точнее, совсем не поэтому, хотя и это тоже правда.
Он исповедуется ей, внутренне ежась под взглядом красных глаз. Кибуцуджи смотрит с жгучей ненавистью, а Кагая вспоминает ходившие по школе слухи о том, что Мудзан когда-то ухаживал за Умэ, но она ему отказала.
Так он любил ее. И сейчас любит. От осознания выть хочется, и Убуяшики выскакивает из класса, потому что не может больше.
Сердце колотится, как после километрового забега (Кагая никогда столько не бегал, но абсолютно уверен, что если бы это произошло, чувствовал он бы себя именно так), а легкие наотрез отказываются воспринимать кислород.
Но он каким-то чудом еще держится на ногах, пусть и опираясь на стену. Перед глазами плывет, никакие очки не помогают, поэтому на возникшего из ниоткуда Кибуцуджи реакция весьма замедлена и ослаблена. Одна десятая от обычной. Мудзан больно сжимает плечо, и шипит на ухо, Кагая едва разбирает слова:
- Говоришь, женишься? Бессмысленно, ты никогда не найдешь человека который тебя полюбит, и невеста твоя тебя ненавидит, Умэ на тебя тоже плевать, ты это знаешь, но все равно любишь ее, надеешься на взаимность, ее не будет, понимаешь, а, Кагая-тян?
- Понимаю, - Убуяшики едва выдавливает из себя слова. - Но я люблю не ее, и ни на что не надеюсь.
Удар спиной о стену вышибает весь оставшийся воздух из легких, Мудзан совсем близко, смотрит в глаза, будто ищет что-то в глубине.
- И кто этот человек? - взгляд злой, ненавидящий, и Кагае кажется, что ответь он неправильно - ему сломают шею.
В глазах темнеет, Убуяшики почти не видит лица собеседника, и это придает ему смелости.
- Ты.
Все смазанно, ноги подкашиваются, темнота раскрывает свои объятья, и Кагая рад тому, что не может видеть ненависти и отвращения в алых глазах.
Очнувшись, Убуяшики судорожно вдыхает и застывает. У этой больницы свой, особый запах, и Кагая его ни с чем не перепутает. Именно здесь он услышал, что не проживет долго, и сделать с этим ничего нельзя. Мимолетное сожаление сменилось страхом. Они никогда больше не встретятся, Кибуцуджи не захочет его видеть. А если встретятся? Что ему говорить и делать тогда? Забавно, смерти Убуяшики совсем не боялся, а вот презрения в чужом взгляде - бесконечно.
Хочется плакать, но сил нет даже на это. Кагая не слышит, но догадывается, что больше не один. Кто-то проверяет показания приборов и, соответственно, его состояние.
- Очнулся? Что же, у меня для тебя две новости.
Юширо-сан был именно тем человеком, который поставил его диагноз и тайно от родителей выписывал ему рецепты на таблетки. Наверное, они друг друга понимали. Врач тем временем продолжал.
- Я ошибся с подсчетами, тебе осталось не больше полугода. Это раз. Второе: тебя очень любят. На этом все. Я ухожу и оставляю вас.
Кагая с трудом приоткрывает глаза, подавляя желание тут же зажмуриться обратно. Все вокруг кружится по какой-то невозможной параболе, вызывая тошноту и головокружение. А еще, кажется галлюцинации, потому что иначе объяснить сидящего рядом Кибуцуджи, бледного и осунувшегося, заснувшего в неудобной позе на жестком стуле, не удается. Два и два не складываются, вместо четырех упорно получается завалившаяся на бок восьмерка. Убуяшики слабо улыбается и протягивает руку, пытаясь дотянуться, проверить реальность сидящего рядом человека, который раньше всегда казался миражом, алыми цветами хиганбаны над бездонной пропастью, попробуешь поймать - и исчезнешь. Но даже такое простое действие оказывается непосильным, рука падает на белые простыни, пахнущие лекарствами, и Кагае остается только смотреть.
Мудзан просыпается внезапно, и Убуяшики моментально краснеет, потому что пристальный взгляд красных, как все тот же ликорис, глаз, все так же смущает, как и раньше, когда Кагая смотрел на Мудзана тайно, боясь встретиться взглядом. Только теперь Кибуцуджи сидит совсем рядом, и вовремя отвернуться Убуяшики не успевает, в результате чего стеснение усиливается в тысячи тысяч раз.
Внезапное чужое тепло и взволнованный шепот - ты три дня не просыпался, нельзя так пугать, я же чуть не умер, когда ты упал там, прости меня если сможешь, хотя я знаю, ты не злишься, просто не умеешь, а лучше бы ненавидел меня, я заслужил, - прошивают сердце насквозь - жаром, счастьем, болью, всем сразу, потому что полгода крайний срок, а теперь ему действительно есть, что терять.
Ни о чем действительно важном после этого импульсивного признания они не говорят, Кагая лишь просит приносить ему домашние задания и классные работы, а еще помочь с математикой. Потом он выставляет Кибуцуджи за дверь, потому что завтра учебный день, Мудзан больше не должен спать урывками по пять минут и пропускать учебу из-за него. Ночь проходит по-редкому спокойно, даже кошмары внезапно отступили.
На следующий день Юширо-сан говорит, что Убуяшики-старший впервые за неделю соизволил вспомнить о сыне и сегодня придет. Кагая мысленно готовится к тяжелому разговору, сожалея о невозможности попросить кого-нибудь помочь. Беспокоить Юширо-сана не хочется, а больше никто не сможет.
За этими размышлениями его и застает Умэ. При ней совсем уж сломленным и бессильным выглядеть не хочется, поэтому приходится собирать в ослабшие руки остатки себя. Кагая сам почти верит, что все в порядке, но Шабану обмануть не получается, она таки выуживает из него причину столь жалкого состояния, и обещает присутствовать при разговоре с отцом, хотя бы в качестве моральной поддержки. Потом приходит Мудзан, затевает с Умэ спор, и проблемы вынужденно отступают на второй план. Но, конечно, никуда не исчезают. Поэтому ровно в семь отец, который никогда никуда не опаздывает, нет, он чаще просто не приходит, появляется на пороге. Смотрит разочарованно, мол, подвел ты меня, не будет теперь выгодного контракта, свадьбы с могущественным и богатым родом, и вообще пользы от тебя никакой. Кагая почти физически чувствует злость сидящей рядом Шабаны и ледяную ненависть облокотившегося на подоконник Кибуцуджи. Самому ему уже все равно. Он привык быть в глазах отца средством для достижения целей. Поэтому выговор он встречает с почти буддийским спокойствием. А вот Умэ не выдерживает.
- Он же ваш сын! И даже когда он умирает, - на этом месте Мудзан дергается, а сама Шабана начинает плакать. - вы не можете сказать ему ничего кроме упреков?
- У меня нет такого бесполезного сына.
Он уходит, а Кагая успокаивает рыдающую Умэ и разъяренного Мудзана. Убуяшики давно знал, что однажды это произойдет, и теперь чувствует только безмерное облегчение. А еще внутри что-то переламывается, какая-то очередная цепь.
Юширо-сан говорит что-то об отказавшемся от него отце и о бесплатном лечении для неспособных заплатить пациентов, а еще о том, что хозяйка больницы, Тамае-сама решила усыновить его. Кагая видел ее пару раз, у нее печальные фиолетовые глаза, добрая улыбка и голос на грани слышимости, а еще россыпь камней на сердце, каждый тяжел как горная гряда, она пахнет полевыми цветами и неизбывной печалью. Он не хочет утяжелять ее и так не легкую ношу, но и не хочет огорчать, отвергнув ее доброту, поэтому соглашается.
Дни летят быстро, Кагая наконец начал понимать уже не чертову математику, он близок к решению собственного уравнения, дышать и ходить стало легче, его выписывают из больницы. Школа все так же недружелюбна, но любой, кто косо на него смотрит, автоматически обрекает себя на беседу с Мудзаном и его друзьями. То, что они еще никого не избили - исключительно заслуга Убуяшики, как и то, что Кибуцуджи больше не курит в библиотеке, в туалете, под лестницей, и вообще нигде - Кагая задыхаться от дыма начинает. Холодает, по утрам на лужах намерзает лед, и Тамае-сама наливает Кагае в термос согревающий травяной чай. Убуяшики впервые за всю жизнь не один, и это радует.
Зима проходит, а Кагая с каждым днем чувствует себя все лучше. Юширо-сан качает головой и говорит, что Убуяшики первый пациент на его памяти, который, возможно, проживет дольше, чем говорит диагноз. Возможно лет на семьдесят-восемьдесят.
Кагая действительно умирает не в апреле, а в лишь конце августа, вместе с отцветшей глицинией, через долгих четыре месяца. Мудзан высаживает вокруг могилы алую хиганбану, и с трудом найденную голубую. Глициния там росла и так. После того, как цветы прижились - не иначе как чудом, говорит Тамае, и она, конечно, права - он не приходит на кладбище. Ему и не нужно, он в какой-то мере навсегда там, вместе со своим сердцем, душой и смыслом. Умэ смотрит на него и молится - не Богу, в него она никогда не верила, кому-то другому, столь же несуществующему и невозможному - пожалуйста, пусть они потом, там, где-нибудь, где цветут паучьи лилии и вистерия, где смерти нет даже в самых темных страшных мыслях, где вечная бирюзовая ночь, где на небе сияют двенадцать лун и девять солнц, пусть они хотя бы там будут вместе, большего мне не надо. Она знает, что все так и будет.