Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

      «Осень была моим любимым временем года, пожалуй, с раннего детства. Мне всегда нравилось прыгать по лужам, в воде которых плавали опавшие листья. Нравилось поднимать их и рассматривать ближе. Я старался не пропустить ни одной прожилки, ни одного желтоватого пятнышка на красно-рыжем листике, который был уже коричневатым по краям. Нравилось ловить языком дождевые капли, несмотря на просьбы мамы прекратить дурачиться. А еще больше нравилось приходить вечером домой, стягивать насквозь промокшие резиновые сапоги, и бежать скорее греться в гостиную, оставляя после себя на полу влажные следы от босых ног. На выходных я собирал листья для гербария и вечером с мамой расклеивал их на страницах тетрадки. В это время по телевизору всегда шли красивые диснеевские мультики: «Белоснежка», «Русалочка» или, мой самый любимый, «Красавица и чудовище». Я фальшиво пел песни из них, перекрикивая сам оригинал, а мама в это время была занята тем, что под листиками подписывала названия деревьев, с которых они опали. Ещё помню, как мы пили вместе чай. Вкусный чёрный с корицей. Мне он всегда нравился. Будучи уже взрослым несколько раз пытался самостоятельно его заварить, но лучше, чем мама, ещё никто не мог сделать».

      Эрен отложил ручку в сторону и перевел взгляд на окно, за которым пейзажи менялись с завидной скоростью. Только недавно автобус проезжал кондитерскую лавку, где парень часто покупал себе шоколадное печенье, как уже буквально через мгновение они выехали на улицу с частными домами. На участках играли дети. Кто-то качался на качелях, закрыв глаза и звонко смеясь на всю улицу. Кто-то играл в футбол, кто-то сидел в домике на дереве и болтал ногами, наблюдая за своими друзьями внизу. Вокруг царило счастье и, наверное, лишь один Йегер сейчас тосковал. Он пытался избавиться от этого противного ощущения с помощью дневниковых записей, но все было как обычно тщетно. Сердце никак не могло успокоиться и его буквально изнутри разрывало от обиды.

      Его выгнали с позором из очередного издательства, бросая вслед резкие слова и советы перестать заниматься ерундой и найти нормальную работу. Под словом «ерунда» они подразумевали его писанину. Сам Эрен всегда считал себя мастером описаний. По крайней мере так ему говорили зачастую его же немногочисленные читатели, что появились после того, как Йегера все-таки опубликовали в одной небольшой газете. Маленький юмористический рассказ о жизни одного бедного студента пришелся по вкусу нескольким людям, которые сразу связались с писателем по почте. Отзывы были только положительные, поэтому, вооружившись ручкой и стопкой бумаги, парень принялся за дело. Он, конечно, мог бы писать на компьютере, как все сейчас, но Эрену по душе был именно такой «старомодный» способ.

      В свой новый рассказ Йегер вкладывал всего себя без остатка. Старался придумать интересных персонажей, оригинальную историю, корпел над ним днями и ночами, не обращая внимания на ноющую боль в руке. Лишь бы написать получше. Лишь бы только показать миру свой талант и найти достойных читателей. Но все его мечты пресеклись на корню, когда толстый потный мужчина за офисным столом, начал свою тираду.

      «Вы правда думаете, что эту графоманию будет кто-то читать?». Эти слова были для юноши, как гром среди ясного неба. Как графомания? Он же так старался, думал над сюжетом и писал действительно от души, а ему заявляют такое. Ему говорили, что весь рассказ абсолютно пустой. Герои никакие, чувства абсолютно не прописаны, а сам сюжет — сплошная лажа. «Как вы можете написать о том, что никогда не чувствовали?» — спрашивал этот противный мужик. А как авторы ужасов пишут про переживания персонажей во время той же погони? За ними что, часто бегают маньяки? Наверное, каждый день марафоны устраивают.

      Эрен тяжело вздохнул и огляделся по сторонам. Люди в автобусе смотрели на него, как на самого настоящего чудика. Ну, иначе и быть не может. Каштановые волосы были растрёпаны, под глазами огромные круги — последствия бессонных ночей, а про одежду вообще лучше было промолчать. Первый попавшийся свитер, отвратительного свекольного цвета, был вывернут наизнанку, из-за чего все катышки и этикетки мог разглядеть каждый желающий. Но Йегера не особо заботил его внешний вид. Про таких как он обычно говорили «не от мира сего», а парень и не считал подобную характеристику за оскорбление. Его не так беспокоило мнение других о его внешнем виде, как собственное творчество. Именно ему он планировал посвятить всю свою жизнь, а теперь оказалось, что даже в любимом деле у него ничего не выйдет.

      Шатен был человеком увлеченным. Даже чересчур. Постоянно искал себя в новых делах, увлекался ими, посвящал все свое свободное время, а потом резко бросал на середине, теряя какой-либо интерес. Эрен был как спичка. Так же быстро загорался и так же скоро потухал. Вот только писательство было приятным исключением из правил. Йегер начал творить еще, будучи учеником средней школы и до сих пор лелеял надежду стать великим писателем. Любимая мать всегда поддерживала его цель, читала абсолютно все, что писал ее сын, каждый раз хвалила, где-то помогала править и всячески старалась помочь на пути к успеху. Учителя наперебой твердили о таланте и, казалось бы,… Вокруг столько людей, что признают способности Эрена, а все равно один единственный человек смог подломить его сильнее всех прежних жизненных трудностей. Возможно, стоило забить на него, продолжить работать, походить по другим издательствам со своими рукописями, но Йегер уже сдался. Такое, конечно, было совсем не в его манере, но он уже просто устал. Устал получать раз за разом отказы и устал слушать советы насчет увлечения другими вещами. Ну не лежало к ним сердце, что поделать то?

      Юноша подпер подбородок ладонью и закрыл черный блокнот, убирая его в дипломат. Делать дневниковые записи в автобусе, что вечно трясся, было просто невозможно. Рука дрожала, буквы смазывались, а иногда чернила из ручки оставляли на бумаге и смуглых руках противные кляксы. Можно будет заняться этим уже по приезде домой, а вечером сесть у камина и сжечь свою повесть к чертовой матери. Жалко конечно, но хоть какая-то от нее польза в виде тепла будет.

      Сейчас же Эрен решил разглядывать людей вокруг себя. Это было одним из его любимых занятий. Он часто садился в автобус или электричку только с целью поразглядывать незнакомцев. Иногда Йегер просто наблюдал за их поведением, замечая какие-то интересные привычки, или любовался окружающими. Ему нравилось смотреть, как плавно девушки заправляют длинные локоны за ухо, как мирно дремлют, уткнувшись лбом в стекло. Как красиво блестят на солнце очки у старушек и как рисуют всякие узоры на запотевшем окне дети, что едут на коленях у матерей. Во всем этом парень видел особую эстетику, что околдовывала его разум и заставляла из раза в раз снова садиться в автобус, дабы бесцельно провести в поездке несколько часов.

      Возможно в такие моменты он смахивал на маньяка, ведь пару раз на него явно недоброжелательно косились мужчины, что сидели рядом, готовясь в любой момент прописать звонкую пощечину — но подобных мыслей у Эрена никогда не было. Пусть думают, как пожелают. В чьих-то глазах он был опасным преступником, а чьих-то - тайным поклонником. Некоторые девушки пару раз даже подходили к нему перед выходом на своих остановках, и протягивали бумажки с номерами телефонов, но Йегер их выкидывал почти сразу, как оказывался дома.

      Любовь — несомненно один из главных двигателей для творчества, но ввязываться в подобное юноша не особо желал. Поэтому и писал чаще обычную сатиру или приключения, лишенные какой-либо любовной линии. В его глазах это было намного интереснее глупых романов. Но вот привередливый читатель считал иначе и покупать книги, лишенные романтики, не желал. Люди всегда хотят получить из книг то, чего им не хватает в жизни больше всего. И даже рассказы про путешествия читать отказываются, если там кто-нибудь в кого-нибудь не влюбится.

      Взгляд Эрена бесцельно блуждал по автобусу. В этот раз даже зацепиться ему было не за что.
Людей в транспорте было не так уж и много. Двое мужчин, один из которых был перекаченным имбецилом, если судить по его манере речи во время разговора с, похоже, таким же товарищем. А второй спал напротив Йегера, укрывшись с головой черным кардиганом. У самого выхода сидела девочка-неформалка, с длиннющими дредами и тоннелями в ушах, а рядом с ней ровно такой же парень, что крепко сжимал ее небольшую ладошку в своей огромной ручище. И все. Больше никого. Ну кроме естественно водителя. Которого шатен уже успел рассмотреть, когда только зашел в автобус.

      Темнокожий старик, чье лицо было изрезано глубокими морщинами, выглядел весьма дружелюбно. Когда ему протянули деньги, мужчина широко улыбнулся и быстро отсчитал сдачу. За те пару секунд их «общения» водитель даже успел рассказать анекдот, из-за которого Йегер несдержанно засмеялся, привлекая к себе внимание тогда еще не спящего мужчины в кардигане. Тот был явно недоволен тому факту, что его былое спокойствие разрушил звонкий смех писателя. Поэтому Эрен быстро затих, как-то виновато прокашливаясь. Он быстро кивнул напоследок старику и удалился на желанное место, рядом с большим окном, где как раз напротив и сидел хмурый незнакомец.

      Надо заметить, что из всех в автобусе именно он привлек внимание Йегера больше всего. Худощавый брюнет с острыми чертами лица и бледными тонкими губами даже как-то не вписывался в окружающую обстановку. Слишком аристократично выглядел. Первым делом парень обратил внимание на его руки. К ним у него было всегда особое пристрастие и Эрену казалось, что именно эта часть тела может многое рассказать о человеке.

      К примеру, у того же водителя ладони были большие, теплые и немного мозолистые, сразу понятно, что человек почти всю жизнь за рулем, такому свою жизнь доверить не страшно. У мамы ладошки были маленькие и очень нежные. Такими руками можно только крепко обнимать и дарить любовь и заботу всему миру. У отца они были всегда очень холодными, черствыми, но крепкими. На такие всегда можно было свободно опереться и не бояться упасть. А вот какие были у этого молодого человека Йегер пока не знал. Коснуться не мог, поэтому приходилось только разглядывать. Красивые… Очень изящные, с тонкими запястьями и выступающими костяшками, что сильно покраснели, ярко выделяясь на фоне бледной кожи их хозяина. Видимо сильно замерз, ведь кончик носа и щеки тоже были уже почти алыми. Да и это не удивительно. На улице было достаточно прохладно несмотря на солнечную погоду и почти все люди были уже одеты в пальто. А этот видимо совсем не умел одеваться по погоде. Было очевидно, что мужчина продрог и ужасно устал, хотя всеми силами пытался не подавать виду. Но все же во время одной из остановок он облокотился головой о ледяное стекло, морщась от неприятных ощущений, и вскоре задремал.

      Наблюдать за незнакомцем было сплошное удовольствие. Былая хмурость сошла на нет, и Эрен с улыбкой рассматривал плавные черты лица мужчины, стараясь не пропустить из виду ни единой детали. Идеальный. Прямо такой как надо для писателя, что тщетно уже много лет ищет музу. Йегер все же рассматривал окружающих не просто так из интереса, он искал яркие образы, которые сможет потом воплотить в своих героях. Первоначально планировалось просто найти красивого человека, запомнить до мельчайшей детали его внешность, к этому всему добавить очаровательные привычки другого, а поведение и характер третьего. Вот только этот молодой человек перед юношей объединял в себе все то, что могли дать три разных человека. Он был прекрасен внешне, очарователен в своих неосознанных жестах, да и судя по всему характер имел непростой. Точно сказать Эрен конечно не мог. Может быть у этого случайного попутчика день сегодня тоже не особо задался, а может он всегда такой хмурый и серьезный, но вот во сне он был олицетворением слова «прелесть». Но характер всегда можно придумать, основываясь на той же внешности и привычках, приписать герою еще что-нибудь эдакое и вуаля, идеальный персонаж для его будущей книги готов.

      В голове сразу стал намечаться сюжет. Йегер одну за одной стал придумывать интересные сцены для своего будущего детища. «Пусть это будет в кои-то веки романтическая история.» — подумал про себя Эрен и снова достал блокнотик, делая наброски для сюжета. Парень верил, что хоть однажды у него все-таки получится что-то да написать в этом непростом, по его меркам, жанре. Никто ведь его не съест, если он попробует. И даже если снова начнут осуждать и надоедать никому не нужными советами, молодому писателю будет уже абсолютно все равно. Нужно каждый раз взлетать и не бояться разбиться, даже если такой исход очевиден всем. Кто знает, может в этот раз небо примет его к себе с распростертыми объятиями и не позволит упасть?

      Слово за словом, буква за буквой и сюжет был готов. Романтичный, интересный, но с печальным концом… В принципе читатели подобные любят. Эрен кивнул своим мыслям и быстро поднялся с места, выходя на первой попавшейся остановке. Йегер шел туда, куда глаза глядят. Все никак не мог сосредоточиться на дороге и утопал во все новых и новых сюжетных поворотах.

      Его главный герой будет лучшим из лучших. Такой, на которого сам юноша готов молиться. Красивый, из хорошей семьи, но такой одинокий… И это одиночество развеют. Обязательно развеет одна прекрасная девушка. Вместе они смогут многое, исполнят все свои заветные желания, покажут на что готовы ради настоящей любви. И хоть в конце и разойдутся своими дорогами, до конца жизни будут ассоциироваться у друг друга только с чем-то светлым и теплым. А назвать свою книгу он решил «Осенний день в Нью-Йорке». Осень ведь любимое время года. Самое волшебное, самое романтичное, самое при самое. Именно ее атмосфера идеально подойдет для повести и именно ее Эрен сможет описать лучше всего.

      Полный сил и вдохновения, Йегер бежал, нет, летел домой, чуть ли, не танцуя на месте, будто он герой «Ла-Ла Ленда». Прохожие смотрели на него, как на чудика, крутили пальцем у виска и отводили детей в сторону, перешептываясь друг с другом. «Сумасшедший», «Помешанный», шептали они, даже не зная истинную причину веселья странноватого парня в нелепом свекольном свитере. Но этому самому парню было абсолютно плевать на косые взгляды и осуждение со всех сторон. Он жил в другом мире, нежели эти люди. В мире, где каждая капелька дождя, каждый листик на дороге имел необыкновенное значение. И если окружающим не дано понять его мирка, то так даже и лучше. Делить с кем-либо Эрен его не хотел. Ему здесь очень хорошо и одному, а случайные люди могут лишь все разрушить.

      Родители и друзья Йегера этого абсолютно не понимали, говорили, что он эгоист, раз решил всю жизнь провести окруженным лишь чернильными ручками и стопками листов. Но для юноши именно это все и было настоящим раем. Его маленькой мечтой, к которой он делал небольшие, зато уверенные шажки и даже не сомневался, что добьётся своей цели. Он же упертый, а такие готовы по головам пройти, дабы осуществить свои планы. Так поступать Эрен конечно не хотел, именно поэтому и не рвался в бой, а просто шел в наступление, зная, что рано или поздно приблизиться к своей мечте.

      Как только шатен зашел домой, он сразу прошел за рабочий стол и схватил ручку, начиная строчить. Маленькая свечка — что заменяла лампу, на которую денег просто не было — уже почти вся растаяла, но продолжала отчаянно светить, привлекая к себе внимание ночных мотыльков. Прошел час, два, три, время близилось к рассвету, а Йегер все никак не мог заставить себя пойти спать. Перед глазами уже все плыло, рука жила своей жизнью, вычерчивая на бумаге непонятные каракули и то и дело марая лист кляксами. Но мысль летела. Все более и более яркие образы возникали в голове и буквально требовали писателя поскорее перенести их на бумагу.

      Больше всего Эрен был сосредоточен на уже, пожалуй, своем главном любимце — Леви. Он готов был, наверное, часами описывать его жесты, мимику, мысли и переживания. От его задушевных разговоров с Петрой, рыжеволосой девушкой, что завоевала его сердце, Йегер и сам волей-неволей проникался к нему симпатией. Казалось, что Аккерман — отдельный человек, а не образ, созданный творцом, и что этот человек сам диктует ему, что и как писать. Стоит рядом, любопытничает, заглядывая через плечо парня и иногда очень громко цыкает, дабы выразить недовольство по написанному. В такие моменты Эрену даже становилось стыдно, и он зачеркивал неудавшуюся строку. «Нет, Леви бы так никогда не сказал, это не в его духе!» — бранил сам себя Йегер, даже на секунду не задумываясь о том, что по сути сам себя же, создателя этого персонажа, сейчас ругает за «неверные» мысли.

      Может так влияет ночь, и он медленно сходит с ума, а может… Может так действительно у всех писателей? Он же читал раньше, что поэты были уверены, что все то, что они создали — творение не их рук, а Бога, что нашептывал им на ухо нужные слова. Может и в его случае так? Леви — не его придумка, а сам всевышний?

      Писатель резко мотнул головой. Все. Кажется, действительно пора закругляться. Такие мысли до добра не доведут. Все тело жутко ломило, но Эрен все равно чувствовал необыкновенную легкость и желание поскорее заснуть, дабы завтра с утра пораньше снова сесть за стол и погрузиться в самого себя. Дабы снова услышать где-то над ухом глубокий и нежный голос Леви. Именно таким по крайней мере он себе его представлял, и именно так звучал он в его голове. Иной просто не подходил этому, идеальному внешне и ровно такому же внутренне, мужчине.

      Йегер опустился на мягкую перину и блаженно прикрыл глаза, утопая в этом тепле и уюте. Закутавшись в одеяло, он прислушался к происходящему на улице. По стеклу глухо стучали капли дождя, а вдалеке раздавался гром. Гроза… Эрен ее просто терпеть не мог. Каждый раз, когда вдалеке что-то опасно сверкало, внутри парня что-то на мгновение замирало. Даже при большом желании в такую погоду не уснуть. Он тяжело вздохнул и открыл глаза.

      — Раз… Два… Три… Четыре… — и снова небо рассекла молния. Значит гроза где-то рядом.

      Юноша встал с места и подошел ближе к окну, сильно хмурясь и вглядываясь в темно-синее небо, по которому, как по величественному океану, плыли фиолетовые облака. «Интересно, а Леви любил бы грозу? …» — Йегер свел брови на переносице.

      Наверное, любил бы. Постоянно выходил на улицу, дабы поближе посмотреть на это зрелище, не желая слушать просьб Эрена вернуться домой и не мокнуть почем зря. Писатель ухмыльнулся и так четко представил себе эту картину, будто это — не очередная его глупая фантазия, а вполне реальное воспоминание о существующем человеке. Вот он стоит под дождем, капли медленно текут по щекам, белая тонкая рубашка промокла насквозь, из-за чего стала прозрачной и прилипла вплотную к телу Аккермана. Теперь каждая родинка, каждый шрамик, все было видно любому желающему. Но, кажется, Леви было все равно. Он просто смотрел на небо и улыбался, то и дело убирая с глаз черную слипшуюся челку. Под ногами образуются все новые лужи, на которые мужчина уже не обращает внимания, а дождь все никак не собирается прекращаться хоть на секунду…

      Кто знает… Может в какой-то из вселенных существует такой человек, как Леви Аккерман, что обожает грозу, сигареты с ментолом и стихи Шекспира? Что готов часами сидеть в кресле дома, пить крепкий черный чай без сахара и слушать лекции Зигмунда Фрейда. Что смог бы понять Эрена самого, как никто другой. Но даже при таком раскладе он с ним вряд ли встретится. А если и встретится, то явно не сможет завязать разговор. Просто будет смотреть на него, как завороженный, любуясь прекрасными серыми, с «разводами бензина», глазами.

      Йегер притянул к себе старый радиоприемник и настроил на первую попавшуюся волну. Тихо заиграла музыка и парень опустился на потрепанное коричневое кресло рядом с окном и положил подбородок на его изголовье. Гром больше не звучал. Капли все так же размеренно стучали по крыше, создавая особенную мелодию, что затмевала своей красотой даже «Ноктюрн номер два» Шопена. Эрен, видимо, попал на волну с классической музыкой, чему был даже приятно удивлен. Явно лучше, чем глупые попсовые песни, что обычно крутят на радио днями и ночами. Такая музыка точно понравилась бы Леви. Только такую он и слушал, когда гулял по центральному парку, и только под такую его душа расцветала.

      Так юноша и заснул, сидя в кресле, слушая великих классиков и мечтая о человеке, что был плодом его фантазии. Фантазии явно хитрой, богатой и несомненно искусной, иная бы не была способна на создание такого идеала, как Леви, черт его возьми, Аккермана.

***

      «Порой мне кажется, что я уже начинаю забываться. Все дни я провожу, сидя за столом и пишу, не отвлекаясь ни на что, помимо, естественно, походов в туалет. Даже не ем. Не хочется от слова совсем. Я сыт своей работой и больше не хочу ничего. Только творить, а потом лежать полночи в кровати и мечтать о Нем. Представляю, как беседовал бы с Ним на разные темы, как с замиранием сердца любовался бы Его улыбкой. Самой красивой, самой светлой, очень редкой, но от того еще более драгоценной. Мне кажется, будь Он реален, я бы не упускал ни единой возможности развеселить его. Сделал бы все, лишь бы снова увидеть, как Он улыбается.
Мне кажется мы бы подошли друг другу. Я — безнадежный мечтатель и романтик, а Он — убежденный реалист, что давно разучился верить в любовь. А я бы научил. Снова бы заставил поверить. Мне уже начинает казаться, что с таким человеком, как Петра, Он бы явно не был. Не Его типаж. Да и что-то внутри болезненно сжимается, когда я представляю их вместе… Будто так неправильно. Будто так не должно быть.

      Но вот понравился бы такой как я Ему? Вряд ли… Я слишком чудаковатый, хотя, наверное, в этом и есть моя изюминка. Леви бы ее точно заметил. Он слишком хорошо разбирается в людях. Да, я глупый и все такое… Вечно летаю в облаках и Его это, наверное, больше бы раздражало, но злился бы Он только для виду. Я же знаю, что на самом деле Он не такой, каким хочет казаться. В Его глазах заключаются все звезды мира, а в сердце горит белый фитилек, что манит меня своим светом, как мотылька. Я знаю, об этот огонь легко обжечься, но будь Он реален, мне было бы все равно на это. Я был бы готов полностью сгореть, лишь бы коснуться Его чудесных губ. Лишь бы почувствовать вкус ментола и терпкого чая. Ну почему Он — лишь фантазия? Я иногда так хочу увидеть Его, идущего в сторону моего дома, из окна.

      А может тот человек в автобусе и есть мой Леви? Может, они действительно похожи, и я, сам того не понимая, взял за основу не только внешность того незнакомца, но и черты характера? Иной бы ему просто не подошел. Но вот только есть загвоздка, я навряд ли когда-то узнаю об этом. Тот мужчина — случайный попутчик, что очаровал меня с первого взгляда своей внешностью. С того момента прошло три месяца, а я до сих помню каждую. Даже самую мелкую детальку его образа.

      Три месяца… Как же они незаметно пролетели. На улице уже давно выпал снег, но я даже не застал того момента, как он впервые выпал в этом году. Обычно всегда замечаю, бросаюсь в ту же секунду на улицу, если сижу дома и ловлю снежинки языком, будто я все еще маленький ребенок. Первые снежинки всегда по-особенному вкусные. Сладковатые такие… Потом уже не то. Я конечно расстроился тому, что впервые за столько лет пропустил первый снег, но горевал не долго. Теперь со мной моя книга и Он. Пусть и вымышленный, но все равно такой волшебный и прекрасный, такой же как первая снежинка. Леви — олицетворение зимы, кто бы что ни говорил.
И… Кажется теперь я безумно люблю зиму…»

***

      Эрену все вокруг твердили, что он уже бредит. Возможно, окружающие были правы. Раньше Йегер с удовольствием проводил все свое свободное время на улице, где дышал свежим воздухом и любовался прекрасными пейзажами. Сейчас же он не выходил из душной квартиры без особой надобности, которая возникала лишь когда в холодильнике заканчивались продукты. Тогда писатель наконец-то собирался и шел в ближайший магазин, скупал там всю тушенку, что только была, брал несколько упаковок кофе и энергетики. Когда же с продуктами было наконец-то покончено, Эрен спешил вернуться домой, дабы снова приступить к работе, улыбаясь, как сумасшедший, своим мыслям.

      Влюбиться в героя собственного романа… Кому-то это покажется абсурдом, а вот для юноши — это была суровая реальность. Суровая, потому что встретиться со своим любимым он мог исключительно в мечтах, ну или же на страницах книги. Петру он давно «убил», как персонажа. Исключил ее существование вовсе. Ревность к ней постепенно съела Йегера и заставила поступить еще безумнее — ввести нового персонажа, прототипом которого стал он сам. Внешность, черты характера, манера говорить, даже имя свое вписал. Теперь книга была больше похожа на автобиографию, что описывала чуть ли не каждый день их совместной жизни.

      Эрен жил в этой книге, там он мог спокойно обнимать любимого, целовать днями напролет изящные плечи и шептать на ухо слова любви ночами. А вечером, когда рука уже отнималась от постоянной работы, парень настраивал радио на ту самую волну с классической музыкой и кружил в танце, представляя, что Леви сейчас жмется к его груди. Его Леви, такой родной, пусть иногда слишком грубый и строгий, но все равно самый лучший в мире. А все лучшие люди и истории, как известно живут именно в книгах.

      «Жестокая правда жизни — поэзия и литература навек извратили наше понимание любви. Слишком многого мы ожидаем от этого прекрасного чувства. В мечтах все возвышенно и волшебно, а на деле — сплошная пошлость. Иногда я рад, что мы вместе лишь в моих фантазиях, ведь иначе я бы снова разочаровался в людях, а главное в самом себе.» — Йегер сделал очередную запись в свой дневник и отложил блокнот в сторону, тяжело вздыхая.

      Люди вокруг твердили ему всю жизнь о том, что любви на расстоянии не существует, и как оказалось, были не правы. Существует и очень даже. Если любишь человека действительно сильно, то эту любовь не смогут разрушить ни тысячи километров, ни тысяча книжных листов — эту истину Эрен понял уже давно. Но вот только не знал, что делать теперь с этими своими чувствами. По-хорошему нужно было завязывать, сокращать свою повесть и нести ее наконец в издательство. Сроки, отведенные ему на ее создание уже, поджимали, а он все еще не сел за редактирование. Вот только мысль, что после этого они с Леви расстанутся уже навсегда, заставляла каждый день снова садиться за стол и как в первый раз окунаться с головой в их историю.

      Юноша посмотрел на часы, скоро должен был прийти Армин, что собирался в очередной раз провести лекцию о том, что жить надо в мире реальном, а не придуманном. Йегер и сам это прекрасно осознавал, но не хотел снова возвращаться к тому образу жизни, которого держался последние несколько лет. Хотелось и дальше жить в книге. Там, где есть любимый человек, там, где его понимают, там, где каждый день светит солнце, там, где все время царит осень.

      Мечты Эрена прервал настойчивый стук в дверь. В этот раз Арлерт пришел даже раньше, чем обещался. Видимо так спешил к другу-затворнику, что забил на работу, ведь по сути сейчас он должен был еще ехать из лаборатории в такси.

      — Иду-иду, — раздраженно крикнул Йегер, явно недовольный тем, что его фантазии придется отложить на неопределенный срок. Сейчас полетать в облаках ему не дадут, быстро опустят на землю.

      Парень открыл дверь и впустил Армина в квартиру. Блондин, увидев внешний вид лучшего друга только и смог, что тяжело вздохнуть и осуждающе покачать головой.

      — Хватит глазеть. Ты вроде не в цирк пришел, — хозяин дома сейчас явно был не в духе.

      — А мне кажется, что именно туда. Ты в курсе, что смахиваешь на гориллу? — Арлерт явно не оценил новую прическу Йегера. Сальные волосы давно следовало бы помыть и подстричь, слишком сильно они уж отросли. Блондин потянул руку к этим патлам, но Эрен опередил его, быстро стягивая резинку с запястья и завязывая волосы в хвостик.

      — А ты сюда пришел чисто поюморить, Джордж Карлин? Если да, то выматывайся быстрее. У меня нет времени на бессмысленную болтовню. Надо через неделю повесть нести в издательство. Ну это так, на заметку. Если ты забыл уже.

      — Ты все же издашь ее? Неужели поумнел и понял, что вся эта тема с влюбленностью — чушь? — Армин уже было обрадовался, ведь подумал, что его друг все же образумился. Но стоило ему только наткнуться на недовольный взгляд ядовитых зеленых, как все сразу встало на свои места. Нет, Эрен так и не осознал своей проблемы.

      — Это не чушь! Я действительно люблю его! Что мне прикажешь делать-то теперь? Сердце вырвать и новое вставить? Да я сам от своих же чувств мучаюсь, но поделать ничего не могу. Думаешь мне так легко будет унести все это на растерзание недотеп из редакции? Да мне плевать, что там они уже скажут. Могут хоть дерьмом полить все мои труды. Да будь я хоть трижды бесталанным бумагомаракой, они меня все равно не остановят. Сам это знаешь. Но дело не в глупом страхе нового поражения. Пойми… Закончится книга — закончится и наша история. А я этого не хочу. Хочу вечно быть с ним. Хотя бы так, на бумаге.

      Писатель опустился на ближайший стул в прихожей и прикрыл глаза, стараясь прекратить истерику. Их расставание неизбежно, это Йегер уже давно понял и принял, но вот только уже абсолютно не знал, как будет жить дальше. Без Леви, без постоянного чувства любви и окрыленности, без их истории. Неповторимой и по-особенному дорогой.

      К затылку прикоснулась ласковая рука Армина, что пытался хоть как-то успокоить друга. Эрен крепко обнял Арлерта за талию и прижался сильнее к его животу, стараясь из последних сил сдержать слезы, что подступили к глазам.

      — Тише… Успокойся. Давай я отнесу твою работу в издательство? Хочешь? Скажу, что ты приболел и не смог сделать это сам. Ты будешь и дальше писать ее, но уже в стол, — парень надеялся, что за это время друг переболеет всей этой темой. А книгу пока посмотрят, проредактируют и может даже согласятся издать.

      Армин смог как-то раз прочитать несколько отрывков из нее и был приятно удивлен. Написано в миллионы раз лучше, чем раньше. Видимо, в чем-то тот мужик, на которого так жаловался Йегер, был прав. Он смог хорошо описать чувства лишь тогда, когда полностью прошел через все рассказанное в книге сам. Такое произведение не издать просто не могли, в этом Арлерт был твердо уверен.

      Йегер, услышав подобное предложение поднял удивленный взгляд на гостя. Раньше он никак не поощрял его поведение и искреннюю любовь к выдуманному им же персонажу. А тут так просто согласился на то, что Эрен раньше даже предложить-то боялся. Что так повлияло на друга он не знал, но понял лишь одно, такие изменения ему и вправду на руку.

      — Да, хорошо. Я согласен. Приходи завтра. Я постараюсь закончить повесть за ночь и отдам тебе нужную версию, — было заметно, что шатен от такой новости прямо ожил. Глаза снова заблестели азартом, и, быстро поднявшись с места, он даже, не прощался с другом, а сразу убежал обратно в комнату.

***

       «И тогда, когда они в последний раз посмотрели друг другу в глаза, стало понятно, что это уже конец. Ноябрь закончился ровно в зиму, заметая снегом последнюю дорогу, что могла привести их обратно к той скамейке, на которой все и началось.
Но в памяти каждого еще надолго остался тот день, когда два одиноких человека нашли в центральном парке что-то большее, чем лавку с чаем и плюшевого мишку младшей сестры. Тот волшебный осенний день в родном Нью-Йорке.»

      Аплодисменты со всех сторон, некоторые из присутствующих на конференции даже поднялись с мест, дабы оказать автору на сцене дань еще большего уважения. Эрен никогда не думал, что именно эта книга выстрелит, что стольких людей покорит эта история, но видимо глубоко ошибался. В первые же несколько месяцев его повесть стала бестселлером, о Йегере узнали многие люди, а некоторые режиссеры даже предлагали экранизовать эту чудесную историю любви.

      Парень был несомненно рад, что его произведение нашло отклик в сердцах такого большого количества читателей, но что-то все равно его угнетало. Развивать эту историю для себя и дальше он уже не мог. Любовь к Леви не погасла, а вот вдохновение улетучилось. Казалось, что это действительно конец, он больше не сможет быть рядом с любимым, но признать столько очевидную вещь Эрен просто не мог. Он всего себя посвятил этой книге и сам не заметил, как кажется остался ее заложником навечно.

      К столу, за которым сидел Йегер стали подходить люди, с просьбой расписаться на обложке книги. Этим Эрен и занимался. Просто сидел и монотонно ставил подпись, улыбался, благодарил за теплые слова, а внутри просто погибал от пустоты и тоски. Смотреть на людей перед собой он уже просто не мог, поэтому с опущенной головой ждал, когда ему сунут следующую обложку и скажут для кого именно ее подписать.

      — Здравствуйте, — раздалось где-то поблизости. От этого голоса по коже пробежала орда мурашек. Парень тихо выдохнул и поднял глаза на человека перед собой.

      Черные волосы, бледная кожа и изящные руки с длинными пальцами и покрасневшими костяшками. Это был он. Тот самый незнакомец из автобуса, что сейчас стоял перед Эреном и буквально пожирал его взглядом глаз с «разводами бензина».

      — Подпишите пожалуйста для Ривая. Ривая Аккермана.

      Аккерман… Даже фамилию угадал. Может Йегер и не так уж и плохо разбирается в людях, как думал до этого? Судя по всему, это предположение было верным. Он абсолютно машинально расписался на обложке, даже не глядя на книжку перед собой. Его внимание полностью и целиком приковал к себе этот прекрасный молодой человек, что загадочно улыбался, кажется понимая причину такого замешательства Эрена. Шатен протянул ему книгу, случайно, а может и намеренно, касаясь ладони своей рукой. Холодные… Как лед. И нежные, прямо как у мамы. Те, в которых писатель так нуждался и о которых бредил последние несколько месяцев.

      — Я тоже люблю осень, мистер Йегер, — прошептал Ривай, так же внимательно глядя на человека перед собой.

      «Иногда некоторым историям действительно нужно заканчиваться, дабы дать тем самым начало другим, новым, что будут ничуть не хуже, а возможно даже лучше»