Пэйринг и персонажи:

Описание:

------------------------------------------------------------

Под ногами — битое крошево — стекло и холодные камни застревают в подошве ботинок, тяжелят шаги; в руках костер, Ренгоку — где-то глубоко внутри.

Он спас Камадо тогда — вырвал из чьих-то цепких и очень холодных объятий, горячо прижал к себе, стирая агонистические слезы. Дом загорелся от случайной искры — то ли Ренгоку, то ли самого Камадо — поглотив равнодушные, практически мертвые лица мамы, братьев и сестер.

Поэтому мы жжем костры каждую ночь, мальчик мой — тени боятся огня, что в нас с тобой; поэтому мы выходим на охоту; поэтому нам нельзя приближаться к незаброшенным поселениям — от нас пахнет смертью, и тени идут за нами.

Ренгоку тогда ничего не сказал — просто коротко рассмеялся и сказал звать его так, ведь все равно других Ренгоку не осталось. Камадо надулся — он ведь хотел сказать то же самое.

Как-то вышло, что Ренгоку улыбаться умеет солнечно, почти забыто — наверное, даже неправильно в этих неприглядных сумерках. Камадо пугается сам себя — ведь его отчаянно тянет к пламени Ренгоку, как тень.

Он не возражал, когда Камадо пришел к нему в первую ночь, набросился с отчаянными поцелуями; он не зажегся ответной страстью, но погладил по голове и слишком нежно коснулся пальцами подбородка. И тогда Танджиро заплакал.

То, что они видели — страшнее смерти. То, что у них с Ренгоку — достойно того, чтобы продолжать жить.

Камадо смотрит на Ренгоку — и смотрится в зеркало. Смотрит — и не может отвести взгляда, скользит пальцами по тугим мышцам, выжимая задушенные стоны.
Они так похожи — заводятся от одних и тех же прикосновений; оба заваривают чернильный чай; Камадо крадет сигареты Ренгоку — тот ворчит, но не забирает обратно. Дым уносится в тревожное закатное небо.

Они не говорят о прошлом — потому что это слишком больно; потому что грезить о былом, когда Ренгоку, горячий и настоящий, рядом — кажется кощунством. Камадо запрещает себе даже думать об этом, но на периферии всегда бьется знание — Незуко не было среди бесчувственных лиц семьи. Камадо догадывается, что у Ренгоку то же самое — они ведь одно целое.

Он смотрит на него постоянно, касается в любой возможный момент, они вместе едят и спят — у них нет секретов. Ренгоку бьет его, больно, до пения адреналина в крови — бинтует потом так нежно, потому что Камадо сам бросился на него — тренировка!

Тошно все равно — от серости бытия, от сезона дождей, от горького дыма костра, от отсутствия Ренгоку — он оставляет Камадо следить за огнем, а сам уходит на всю ночь. По возвращении Камадо кидается на него, зарывается лицом в яркие волосы, долго топит мысли в аромате Ренгоку. Он много чем пахнет, и Камадо никогда не наскучивает. Пыль и сухие дрова. Кровь и пот. Дым, много дыма — сигареты и пламя. Уверенность. Застарелая, глубоко скрытая печаль.

Камадо целует его. Ренгоку обнимает в ответ, но Камадо чувствует только непреодолимую стену. Ведь сердце так болит — и не за него.
Сигареты улетают с безумной скоростью, и они потрошат забытые селения.

Камадо пытается найти ключи. Они много разговаривают — травят столетние анекдоты, придумывают сказки. Камадо пробует себя в готовке — после пары отравлений начинает получаться даже сносно. Камадо заплетает ему множество маленьких косичек, щекочет пятки — Ренгоку смеется и целует его, но больше — ничего. Ренгоку сам из себя — преграда, сердце из золота.

Камадо молча трескается внутри от невозможности простого — быть с ним откровенным. Быть с ним. Не надо любви — ведь в их мире это не более, чем красивая сказка, нечто давно забытое.

Последняя сигарета теплится в пальцах, и Камадо нарушает табу.

— Танджиро.

Он говорит Имя.

Ренгоку смешно жмурится от фантомной боли и забирает у него сигарету, затягивается сам.

— Кеджуро.

Под пальцами Танджиро идет трещинами последняя преграда.